— Вы преувеличиваете, — парировал я, защищаясь слоном.
— Да, любит. Она мне сама вчера призналась, — сказал Лисоцкий, усиливая давление.
— Этого нам только не хватало, — пробормотал я.
— Вы с этим не шутите, — предупредил Лисоцкий.
— Какие уж тут шутки… — задумался я. — А как же ваша тактика? Как же борьба с влюбляемостью?
— Инна Ивановна — особая статья. Она взрослая женщина и отвечает за себя… Вы будете ходить или нет?
— Нет, — сказал я. — Я сдаюсь.
— У вас же хорошая позиция! — закричал Лисоцкий.
— Все равно сдаюсь, — сказал я. — С Барабыкиной мне не справиться.
— Будьте мужчиной, — предложил Лисоцкий.
— Как это?
— Проявите твердость, — посоветовал он.
— Спасибо, — поблагодарил я и ушел проявлять твердость. Я пошел проявлять твердость на озеро. Необходимо было срочно охладиться. Но судьба приготовила мне жестокое испытание.
Я спустился к озеру и зашел в кусты натянуть плавки. В кустах стояла Инна Ивановна. Она тоже чего-то натягивала. Ее сиреневый халатик валялся на траве. Инна Ивановна напоминала «Русскую Венеру» художника Кустодиева. Кто видел, тот поймет.
— Ах! — сказала Инна Ивановна.
— Елки-палки! — сказал я. — Простите…
Барабыкина не спеша продолжала натягивать купальник. При этом она смотрела мне в глаза гипнотически. Я застыл, как кролик, проявляя чудеса твердости. Инна подошла ко мне и прошептала:
— Петя, я тебя не волную?
— Почему же… — пробормотал я.
— Пойдем купаться, — сказала она, дотрагиваясь до меня чем-то теплым.
— Плавки, — пискнул я.
— Надень, я отвернусь.
Дрожащими руками я натянул плавки, не попадая в дырку для ноги. «Тоже мне, Тарзан! — думал я. — Супермен чахоточный!» Это я про себя.
Мы вышли из кустов и плюхнулись в озеро. На берегу сидела и лежала наша публика. Все, конечно, обратили на нас внимание. Яша сидел на камне с гитарой и пел только что сочиненную им песню о вчерашних танцах:
Танцы в сельском клубе.
Пятеро на сцене.
Я прижался к Любе,
Позабыв о сене.
Кто-то дышит сзади
Шумно, как корова.
Я прижался к Наде,
А она ни слова.
Знаю, в прошлой эре
Так не разрешалось.
Я прижался к Вере,
И она прижалась.
В этакой малине
Я совсем смешался.
Я прижался к Инне…
Тут я и попался!
Все дружно посмотрели на нас с Барабыкиной и заржали. Инна Ивановна чуть не потонула от возмущения. Она повернула голову к берегу и сказала:
— Дурачье!
— Яша, я с тобой потом поговорю, — пообещал я.
Все заржали еще пуще. А Тата подошла к Яше и демонстративно его поцеловала в лобик. Яша закатил глаза и рухнул на траву, вне себя от счастья.
