«Ползучие и пресмыкающиеся, держитесь близ летаю-
щих, не собирайтесь вместе, ибо, собравшись вместе,
вы передушите друг друга и будет эта организация на-
зываться террариум, либо НИИ, либо Москонцерт, что
значения не имеет. Держитесь поодиночке, только так
вы можете произвести впечатление, и все вас будут бо-
яться. А гибкость поможет вам забраться туда и вы-
браться оттуда, откуда не выбирается нога человека».
Кто-то долгоживущий
Поет нежно, тоненько, приблизительно вот это.
Я чере-чере-черепашка, я маленькая черепашка Ни-
нон. Я очень медленно ползу, я триста, триста лет живу.
Я, извините, молода, а кто мне скажет те года, когда вы
женщину сочтете пожилой.
(Аккомпанирует себе на рояле.)
Я ползу уже восемьдесят три года. Мне еще двести
семнадцать лет пути. Торопиться мне некуда. Когда го-
ворят: все там будем, я думаю: а может быть, я уже там.
Когда говорят, там хорошо, где нас нет, я думаю: а может
быть, я уже там… Я чере-чере-черепашка, я медленная
черепашка, я удивительно ползу, я изумительно живу.
Та-та-ра-рим-рам-ти-ра-рай-рам. Но не в этом дело…
Меня спрашивают: как вы живете? Когда видят ко-
го-то интеллигентного, тихого, вежливого, думают:
Господи, как же он живет, где он лечится, как питается.
Я думаю, у каждого для этого что-то есть: книги, музы-
ка, друзья.
Я ко всем добра и сострадаю. Но я не могу ко всем
одинаково. Общий язык у меня только с двумя. Та-ра-
ра-ти-рам-ти-ра-рай-рам… Для того чтобы нам найти
общий язык, нужно много знать: историю, философию,
Гайдна, живопись. Не художников, извините, а знать
живопись. Понимать, что происходит. Не просто пони-
мать, а так, когда уже все прощаешь, чувствуешь боль,
конечно, когда видишь невежество и понимаешь его,
видишь барство малооплачиваемого человека и пони-
маешь, откуда он и оно.
Вот сколько пунктов. На каждый я нашла бы собе-
седника, на все — только двоих… Одна здесь, но занята.
Вечно. Такая бедненькая черепашка. Та-ра-рам-ти…
Нам с ней собраться три года нужно. Она вечно куда-то
спешит, хотя, придя туда, понимает, что можно было
и не приходить. Тогда она спешит в другое место. Сидя
спешит и стоя спешит. Встать спешит, кормить мужа
спешит, кормить сына спешит, жену сына кормить спе-
шит и дочь сына, и мужа дочери сына.
А другая еще дальше, и мы переписываемся. Можно
и не писать. Я всегда знаю, о чем она думает. Мы это де-
лаем одинаково, можно часто и не писать. Та-ра-рам-
ти-рам-та-ра-рай-рам… Я, конечно, нигде особенно не
была. Не была за границей. Особенно не была в Пари-
