Вряд ли, конечно, именно так и думает Караваев, но в качестве одной из версий отбрасывать никак нельзя. И если это так или близко к тому, а Селезнев следствию еще очень понадобится в качестве свидетеля, то… Что? Значит, надо обеспечить ему надежную охрану, а то ведь неровен час…
Поразмышляв еще немного, Грязнов вдруг снял трубку и набрал номер. Ему долго не отвечали. Набрал мобильный. Ответили с ходу:
— Турецкий.
— Привет, Саня, ты в бегах?
— Секунду, Слава… — В трубке возникла абсолютная тишина, какая бывает, если плотно зажать микрофон ладонью. Пауза, впрочем, длилась недолго. — Извини, старик, я — у Кости. Вопрос тут есть…
— Ничего, я не тороплю. Но если у тебя появится желание прокатиться со мной вдвоем к одному арестованному господину, я бы не возражал, пожалуй.
Турецкий захохотал:
— Это ж надо, какая изысканность манер! Ты о Селезневе, что ль?
— С тобой, Саня, знаешь, что хорошо есть? Причем большой ложкой! Все ты норовишь вперед батьки! Угадал.
— Не возражаю. Но подъеду к тебе я сам. За мной, чую, уже достаточно прочный «хвост» установлен.
— Так давай отсечем! Причем грубо, по-ментовски!
— А надо? Сейчас у Нинки осенние каникулы начнутся, и я ее вместе с Иркой отправлю куда-нибудь подальше. Вот, кстати, с Костей обсудили и эту проблемку. А за мной пусть побегают, чтобы и мне маленько жирок растрясти. Ну, жди, я прямо во двор заеду и поднимусь. А потом — как обычно.
Как обычно — это означало, что Турецкий, приезжая на Петровку, 38 и оставляя машину на служебной стоянке, отправлялся во внутренний гараж, где его с Грязновым ожидал не самый приметный автомобиль с водителем. Или без оного. Автомобиль мог быть неказистым, но двигатель у него — обязательно форсированным. И «хвост», оставшийся снаружи, вряд ли бы заподозрил, что именно в этой тачке может находиться его «клиент».
Явиться решили без предварительного звонка, чтобы взять полковника немного врасплох. И пока ехали на Ленинский проспект, Грязнов рассказал Турецкому о своем телефонном разговоре с Назаровым, с тем самым, с которым, оказывается, был в свое время в приятельских отношениях. Воистину тесен мир.
Турецкий внимательно слушал с несколько непривычным для него насупленным видом.
— Говоришь, были у него нелады с президентской ратью?
— Да там у многих были нелады. Это еще мягко сказано, — ответил Грязнов. — А сейчас, говорит, порядок. И агентство — личная инициатива президента. У тебя есть сомнения?
— Понимаешь, Славка, что-то мне мешает… — Турецкий поморщился, будто у него запершило в горле. — У меня ж на памяти… да и у тебя, надеюсь, тоже, история Якуба Салимова. В буквальном смысле человек — министр! — спас президента, а теперь вынужден скрываться от своего спасенного, который поклялся мужику в вечной дружбе. Недаром же сказано: Восток — дело темное.
