Я с усилием заставил себя оторваться и перенести взгляд в какое-нибудь менее навязчивое место – самым подходящим оказался центр гигантской южной пустыни... «В конце концов, – напомнил я себе, – новый план не отвергает использования всех старых трюков. Скорее наоборот. Так что не стоит с собой лукавить: тебе просто не хочется этого делать! Куда приятнее оставить задницу в тепле и покое...»
Но даже такой аутотренинг помогал слабо – больно уж бледно выглядела моя задумка на фоне реального мира, где моя сила превосходила всех поодиночке, а может быть, и гуртом... Наконец, я пошел на временный компромисс между старым и новым и решил посоветоваться. Был, как говорится, один такой, чье мнение я ценил. Если, конечно, он еще коптил небо, в чем, зная его возраст, в пору было крепко усомниться.
Тем не менее я направил взор на север, в точку, расположенную неподалеку от моей башни, где смыкались два горных хребта и куда люди все еще не могли добраться. И надо же, почти сразу обнаружил своего старого товарища, он даже пещеру не сменил и лежал, тихонько посапывая в две дырки.
Тут вышла небольшая заминка – я попытался переместиться в пещеру силой мысли, но не смог, мощи пока не хватало. Пришлось лететь, как какой-нибудь глупой птице. Впрочем, неудобства такого способа перемещения заключались лишь в необходимости соприкасаться со скверной погодой (на этой широте она всегда скверная). Спешки-то особой не было, ибо, как вы могли уже догадаться, мой товарищ был старым драконом, а эти твари в таком возрасте могли спать веками. Так что, когда я прорвался сквозь пелену ветра и зарулил в устье пещеры, то обнаружил Рандорфа точно в той же позе, что показало мне Око, – он лежал, обернувшись кольцом вокруг груды золота и драгоценностей высотой футов десять, и едва слышно похрапывал.
Я быстренько сотворил парочку заклинаний – одним обсушился, а вторым зажег небольшую шаровую молнию (я хоть и видел в темноте ничуть не хуже, все же предпочитал освещение) – и подошел ближе, вглядываясь в Рандорфа повнимательнее, а то драконы так похожи друг на друга, что издали недолго обознаться. Но нет, это определенно был он, потому что даже во сне его губы кривились в презрительно-иронической усмешке. Вот только некогда золотистая чешуя, сплошь покрывавшая его тело, стала больше похожа на медную, а кожистые крылья казались покрытыми сетью мелких трещин – собственно, он был даже не стар, а попросту дряхл.
