– Я думаю, у тебя будет возможность убедиться в обратном, – сказала Дайна, вытирая голову полотенцем.
– Почему ты так решила? Тебе что-то известно? – спросил Алекс, повернувшись к ней.
– Просто… мне так кажется, – ответила она, немного затянув с ответом.
«Она что-то знает, но не говорит. Тут что-то не так. Ладно, разберемся», – подумал Алекс, а вслух сказал:
– Ну-ну.
– Да ну ее к черту, эту работу! Давай расслабимся. Мы сегодня едва остались живы, и это стоит отметить, – сказала Дайна, выключая телевизор.
Виски и душ привели Дайну в относительный порядок. Она даже занялась приготовлением ужина, хлопоча на кухне в тонком шелковом халатике небесно-голубого цвета. Наблюдать за ней было крайне приятно.
Пока Дайна накрывала на стол, Алекс также воспользовался душем. К его возвращению стол был накрыт, верхний свет притушен, по комнате разливалась тихая мелодия одной из сонат Бетховена. Какой именно, он не знал, но точно не Лунной.
– Прошу!
– С удовольствием!
Ужин прошел, как пишут в официальных отчетах, в теплой непринужденной обстановке. Сначала они сидели друг напротив друга и говорили о литературе, музыке, живописи. Дайна оказалась довольно образованной, умной и приятной собеседницей. Выяснилось, что она прекрасно разбирается как в современной, так и в классической литературе, неплохо знает мировую историю и имеет собственное, оригинальное мнение – возможно, излишне максималистское, но для ее возраста это было простительно.
Она восхищалась юмором Джерома, но совершенно не понимала, как можно смеяться над Чаплином или рассказами Чехова.
– Ведь в каждом жесте и взгляде этого «маленького человека», – с жаром почти кричала Дайна, – как и в каждой строчке Чехова – трагизм и безысходность, несмотря на весь их юмор.
Она не воспринимала всерьез любовных переживаний Ромео и Джульетты, но ее глубоко тронул «Король Лир». Дайна состояла, как оказалось, из противоречий. Алекс слушал ее и улыбался, она все больше и больше ему нравилась.
Она, по ее признанию, не любила Толстого, не разделяла его взглядов, Анну Каренину считала «истеричной, эгоистичной сукой», но прочитала ему практически наизусть первую страницу толстовского «Воскресенья» о том, как приходу весны и этому миру, созданному для любви и счастья, радовались только дети и животные, считая только это единственно важным.
– «А люди, большие взрослые люди, продолжали мучить себя и друг друга, считая важным не весну, не этот божий мир, созданный для любви и радости, не липкие едва распустившиеся листочки, а они считали единственно важным лишь их собственные, ими самими придуманные законы и условности», – с чувством пыталась цитировать Дайна.
