— Не надо, — сказала она, — пожалуйста!
Озадаченность:
— Почему же? Разве от радости бывает больно? Разве ты к ней не привыкла?
— Я… наверное, да, — она мотнула головой. — Нет! Будь я проклята, если начну себя жалеть!
— С чего бы вдруг? Разве нет у нас целого мира, чтобы в нем жить, разве он не полон солнц и песен?
— У тебя есть. Расскажи мне о нем.
— Если за это ты расскажешь мне… — мысль оборвалась. Но связь без слов осталась, в точности такая, как соединяла влюбленных в ее мечтах.
Она сердито взглянула на шоколадное лицо Мотилала Мазундара — физик стоял в дверном проеме.
— Что вам надо?
Он удивился:
— Только убедиться, что с вами все в порядке, мисс Уаггонер.
Она закусила губу. Мазундар больше других на корабле старался быть с нею добрым.
— Простите, — сказала Элоиза, — я не хотела на вас огрызаться. Это все нервы.
— Мы все на взводе, — физик улыбнулся. — Хотя этот полет прекрасен, хорошо будет вернуться домой, правда?
Домой, подумала она. Четыре стены комнатушки над грохочущей городской улицей. Книги и телевизор. Можно представить доклад на очередной научной конференции — но никто не пригласит потом на вечеринку. Неужели я так отвратительна, подумала она. Конечно, глядеть особо не на что, но ведь я стараюсь быть милой и интересной. Может быть, чересчур сильно стараюсь?
— Со мной — нет, — заметил Люцифер.
— Ты другой, — объяснила ему Элоиза.
Мазундар заморгал в недоумении:
— Прошу прощения?
— Это я так, — торопливо ответила она.
— Меня интересует один вопрос, — сказал Мазнудар, стараясь поддержать разговор. — Предположим, Люцифер подлетит совсем близко к сверхновой. Сумеете ли вы удержать контакт с ним? Существует эффект замедления времени, не слишком ли сильно он изменит частоту передачи его мыслей?
— Какое еще замедление времени? — она выдавила из себя смешок. — Я не физик. Просто девчонка из библиотеки, у которой нашли странные способности.
— Вам не говорили? Я полагал, что это объясняли всем. Дело в том, что мощное поле тяготения влияет на время так же, как большие скорости. Грубо говоря, все процессы начинают течь медленнее, чем в свободном пространстве. Именно поэтому свет от массивных звезд становится красным. В ядре нашей сверхновой заключено почти три солнечных массы. Более того, оно достигло такой плотности, что притяжение на его поверхности, э-э-э… невероятно сильно. Поэтому по нашим часам сжатие до радиуса Шварцшильда займет бесконечное время, а для наблюдателя на самой звезде весь процесс произойдет очень быстро.
