Райерсон молча кивнул и стал спускаться в шахту.
«Я проповедую неплохую идею, — сказал себе Накамура. — Но почему я сам не могу применить на практике то, о чем говорю? Потому что с неба на Сарай упал камень, и в один миг не стало ни отца, ни матери, ни сестры, ни дома. Потому что Хидеки умер у меня на руках — после того как Вселенная случайно покалечила его. Потому что я никогда больше не увижу Киото, где каждое утро наполнялось хрустальными звуками колокольчиков. Потому что я — раб самого себя.
И все же иногда, — подумал он, — я обретаю покой. И только в космосе».
На одном из витков спирали его корабль развернуло так, что черное солнце отошло от Млечного Пути; и в этот момент Накамура увидел звезду на видеоэкране. Это было крошечное пятнышко абсолютно черного цвета. Через некоторое время оно увеличилось. Хотел бы он знать, неужели звезда действительно чернее самого неба. Чепуха. По идее, она должна отражать звездный свет, разве не так? Но какого цвета металлический водород? Какие газообразные вещества прикрывают этот металл? Космическое пространство, особенно здесь, нельзя было назвать абсолютно черным: звезду окружало легкое туманное облачко. Так что вполне допустимо, звезда может быть чернее неба.
— Нужно спросить Макларена, — пробормотал он сам себе. — Он сможет определить меру черноты, очень даже просто, и сказать мне. А размышлять о понятии абсолютной черноты и о том, что чернее ее, наверное, бесполезно. — Эта мысль привела его в дурное расположение духа, и мышцы сразу напряглись. Неожиданно для себя он почувствовал, как устал. Но ведь он всего лишь сидел и нажимал на кнопки. Он налил себе чашку обжигающего чая и, громко прихлебывая, с удовольствием выпил.
Все ниже и ниже. Накамура впал в состояние почти полной прострации. Корабль настолько приблизился к звезде, что та выглядела не намного меньше Луны, если на нее смотреть с Земли. Она быстро увеличивалась в размерах, но еще быстрее вырастала на видеоэкранах, расположенных по периметру рубки. Теперь она была такой же большой, как Батый — при его максимальном приближении к Сараю. Мгновение — и она переросла Батыя. Кровь Накамуры запульсировала в новом ритме. Где-то в глубине души он чувствовал, что полностью слился с кораблем, с силовыми полями, с потрясающим взаимодействием сил. Вот почему он снова и снова выходил в космос. Он тронул рычаги ручного управления, помогая автоматам, корректируя их. Движения его были удивительно слаженны, их гармония ощущалась органически. Это был танец, мечта, уступающая и управляющая; это было полное отречение от «я», нирвана, покой и целостность…
