Белобрысый Тото долго-долго раздумывал, даже желтые пушинки слиплись на лбу. Отдуваясь с натуги, он полез в карман за телефоном.
— Говори номер того, кто встретит.
Поп назвал цифры наугад, как подметил Скиф. Тото долго тыкал своими сардельками в телефонные кнопки.
— Спят ваши кореша…
Он натужно засопел и неуверенно оглянулся на своих дружков. Те молчали, причем один из них зажимал рот девке, которая вертелась ужом, чтобы вырваться из его лап.
— Ладно, — протянул Тото короткопалую руку Скифу. — Завтра скорешимся.
Но все же еще раз с лицемерным почтением приложился к ручке отца Мирослава. Тот на сей раз не стал его благословлять. Девка вырвалась из объятий Хряка и завизжала на весь салон:
— Тотоша!!! Ты мужикам руки целуешь и мудями перед ними трясешь, как наш голубой босс Сима? Кукареку! — Она взмахнула руками, как птица крыльями, закружилась по салону. — Ку-ка-ре-ку!!!
Белобрысый наотмашь хлестнул ее ладонью по щеке:
— Заткнись, кошелка! А вы что пялитесь? — обернулся он к охранникам. — Сказано дебилам — инцидент исчерпан…
Засечный отомкнул обе двери в тамбур. Завпроизводством первым делом кинулась к кассе, буфетчица — к стойке с выпивкой. В салоне вагона-ресторана по-прежнему было пусто, почти чисто и почти пристойно.
В холодном, пустом, грохочущем тамбуре хлопала по стене незакрывавшаяся дверца бункера, куда обычно загружают уголь для отопления вагона. Поезд перед Конотопом набирал скорость, вагон дергало из стороны в сторону. Пол уходил из-под ног, как палуба корабля в шторм.
— На кой он так гонит? — чертыхнулся, путаясь в ногах, Засечный.
— Он идет, как всегда, — сказал отец Мирослав. — Вы давно не ездили по нашей современной железной дороге. Рельсы износились. Старые меняют на бывшие в употреблении. Процессы умирания идут не только в организме человека.
— Это ты, Скиф, в своем Афгане накаркал про гибель страны, — зло буркнул Засечный.
— Никто не волен пророчествовать, аще по воле Божьей, — сказал отец Мирослав и отказался от предложенной сигареты. — Я вас не спрашиваю, откуда вы и куда едете, но вижу, о нашей теперешней жизни никто из вас не имеет ни малейшего представления, братие.
— Туда даже радио не добивало, — кивнул Алексеев.
— Мы ко всему готовились, — сказал Скиф, — но чтоб так круто перевернуть — сказал бы мне раньше кто, в глаза б ему плюнул.
Поезд стал замедлять ход, за темным окном тамбура замелькали огоньки.
— Вам, голубки, с вашими ликами отменными на Киевском вокзале стоит лишь разок объявиться, — скорбно покачал головой отец Мирослав. — Да и до вокзала не добраться, перехватят еще в пригороде.
