— На тебе богатая одежда, — мягко заметила Торгунна. — Наверное, у твоей родни много земли.
— Нет, — ответил он. — Наш… наш король дает такую одежду каждому своему воину. Что же до моей семьи, то у нас нет земли, а живем мы в доме, в котором живет еще много семей.
Я и сам не люблю кичиться своим богатством, но он, этот человек, деливший со мной на правах старшего почетное место у очага, подумалось мне, нарочно прибедняется, говоря, что у него нет земли. Торгунна поспешила погасить мой гнев.
— У тебя еще будет своя усадьба, — сказала она.
Стемнело, и мы отправились к месту, где свершаются жертвоприношения. Керлы развели перед капищем костер, и, когдая отворил дверь, деревянный Один, казалось, прямо прыгнул нам навстречу.[9] Джеральд шепнул моей дочери, что наш бог вырезан очень грубо, а так как Одина вырезал мой отец, я еще больше рассердился на Джеральда. Некоторым людям недоступно понимание истинного искусства.
Тем не менее я позволил гостю помочь мне подвести лошадь к каменному алтарю. Взяв в руки сосуд, куда собирают кровь, я заметил, что теперь он, если хочет, может убить лошадь. Джеральд достал свой пистолет, вложил его в ухо лошади и что-то нажал. Раздался грохот, лошадь вздрогнула и упала, а в голове у нее оказалась дыра. Мозг был испорчен — вот какое грубое оружие! Затем я уловил резкий, горьковатый запах — так пахнет возле вулкана. Мы все подпрыгнули, одна из женщин вскрикнула, а Джеральд с гордостью огляделся по сторонам. Опомнившись, я поспешил окончить жертвоприношение. Джеральд не пожелал, чтобы его обрызгали кровью, но ведь в конце концов он был христианин. Супа из конины и конского мяса он тоже поел самую малость.
Потом Хельги долго расспрашивал его о пистолете, а он объяснял, что из пистолета можно убить человека с такого расстояния, какое пролетает стрела, но что будто бы в этом нет никакого колдовства, просто надо научиться кое-чему, чего мы еще не знаем. А поскольку мне уже доводилось слышать о греческом огне, то я ему поверил. Пистолет мог быть очень полезен в бою — в этом мне потом пришлось убедиться. Но нам не имело смысла делать такой же: железо стоит дорого, да и много месяцев пройдет, прежде чем удастся сработать хотя бы один.
Больше всего меня беспокоил сам Джеральд. На следующее утро я услышал, как он рассказывал Торгунне разные глупости о своей стране: о домах, высоких, как горы, о повозках, что ездят без лошадей и летают по воздуху. В городе, где он живет, говорил он, тысячу раз по восемь или девять тысяч жителей, и называется этот город Нью-Йорвик или что-то в этом роде. Я, как и мои соседи, не прочь послушать хорошую выдумку, но это уж было чересчур, а потому, рассердившись, я велел ему идти со мной искать отбившийся от стада скот.
