Женская половина публики в театральном зале, захваченная рассказом о страданиях героини, разом вздохнула, когда темноволосая певица-сопрано взяла верхнюю ноту. Но Стивен, если не считать мимолетных взглядов на сцену, не уделял спектаклю никакого внимания; он, как часто бывало в последнее время, пребывал в раздраженном состоянии и ощущал беспокойство, которое, к его неудовольствию, еще больше его злило.
Прошло уже три дня с тех пор, как он встречался с Фиби в Гайд-парке, с тех пор, как он, поддавшись минутному побуждению, послал ей цветы и приглашение. «Да, – вынужден был признаться себе Стивен, – вероятно, это была не самая блестящая моя идея». Эта загадочная женщина с тех пор больше не позволяла себе утренних верховых прогулок; очевидно, она придерживалась того, что сказала, – ей нужен муж, а не покровитель. Ну что же, он тоже будет придерживаться того, что сказал.
Стивен подробнейшим образом проанализировал ее положение. Снова и снова возвращаясь к нему, он был твердо уверен, что выбрал для Фиби наилучший вариант, ведь так уж повелось, что мужчины всегда заботились о женщинах, и его идея явилась вполне закономерным решением.
Вернувшись мыслями к своему весьма поспешному предложению, он вздохнул и зашевелился в театральном кресле. Ясно, что он разочаровал девушку. Она, вероятно, ждала пару драгоценных безделушек или, на худой конец, нежных слов, но у него просто не было возможности удовлетворить ее желания. И вот сейчас, настроившись на ожидание, как гончая собака на предстоящую охоту, он оглядывал подковообразный зрительный зал, выискивая свою жертву, и за минуту до начала «Итальянки в Алжире» его ожидание было вознаграждено – Фиби появилась с противоположной стороны зала в обществе тети и кузины. Антракт долго не наступал, но наконец, словно по велению свыше, зрители разразились громом аплодисментов, возвестивших об окончании первого акта.
– Первый акт захватывающий. – Уинстон наклонился к Стивену. – Как, по-твоему, поступит парень, чтобы вернуть себе утраченные позиции?
– Кто ж его знает. – Стивен заинтересовался, что же именно он пропустил. – А что ты думаешь, Элизабет?
– Мустафа признается в кратковременном умопомрачении и будет молить Эльвиру о прощении, – уверенно ответила она, обмахиваясь веером.
– Дорогая! – фыркнул Уинстон, – он не может просить женщину вернуться. Это было бы неприлично для мужчины с его положением.
– Если только он не влюбленный мужчина, который наконец согласился с тем, что у женщины может быть своя жизнь, не важно какая, – заявила Элизабет с особым выражением. – Не сомневаюсь, ты сделал бы то же самое ради меня. – И, видя замешательство Уинстона, она слегка толкнула его локтем в бок, а он, рассмеявшись, обнял жену.
