– Меня зовут Шон Мак-Гарри, – сказала она, взяв их за руки и задерживая в них свои ладони. Дэвид почувствовал облегчение.
Обед проходил непринужденно, более непринужденно, чем любой совместный обед родителей с его подружками. Шон была восхищена Манди. Она поделилась с собакой едой в ресторане. Она задавала вопросы о ее дрессировке – прямые вопросы, которых обычно избегают, боясь обидеть. Держалась она вежливо, но не заискивающе, и он уловил одобрение на лицах своих родителей.
Шон заказала овощи, всех этим удивив. Тогда она объяснила, почему считает для себя невозможным есть животных, и отец заказал то же самое овощное блюдо. Когда они уходили, мать Дэвида поцеловала его в щеку и шепнула:
– Дэвид, она хорошая, добрая девочка.
Дэвид улыбнулся про себя, быть может, впервые осознав, что именно такой она и была.
На обратном пути Шон снова была молчалива. Она сняла туфли и подобрала ноги на сиденье, опершись подбородком о колени. Повернувшись к ней, Дэвид увидел, что ее ресницы увлажнены слезами.
– Не надо их жалеть, – сказал он. – И меня тоже.
– Я и не жалею. Скорее завидую. Вы, все трое, так близки. Как будто завоевали что-то совместными усилиями.
Да, так оно и было. Он взял ее за руку.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Шон прилегла на сиденье, положив голову ему на колени. Весь оставшийся путь он перебирал ее черные атласные волосы, продолжая вести машину.
Она выпрямилась, только когда они въехали на стоянку ее общежития.
– Я много думала о тебе последние несколько недель, – сказала она. – О том, как это странно, что мы с тобой сошлись. Сначала я думала, это оттого, что ты такой красивый. И только это примиряло меня с твоим консерватизмом.
– А что ты думаешь теперь? После долгой паузы она ответила:
– Я тоже не рассказывала тебе о своих родителях.
– Расскажи.
– У меня только отец. Мать умерла, когда мне было пять лет.
Это было неожиданно. Он привык думать, что родители составляют неразрывную пару.
– Извини, – сказал он.
– Я ее почти не помню. – Она потупилась, теребя застежку одолженного серебряного браслета. Когда снова заговорила, ее голос звучал приглушенно: – Я была прекрасно воспитана моим отцом, он невероятно возвышенный и благородный человек – во многом похожий на тебя. Ради меня он не задумываясь даст отрезать себе правую руку. – У Шон перехватило дыхание, и слезы потекли по ее щекам. Он был изумлен. Интересно, позволяла ли она Джуду Манделу увидеть себя плачущей? Он крепко прижал ее к себе.
