– Лифчик ты тоже одолжила? – Обнимая ее, он нащупал застежку у нее на спине.
– Не думала, что это так заметно, когда я его надеваю.
– Очень заметно, когда ты не надеваешь его. Он молчал, пока они не сели в его «фольксваген».
– Я хочу сказать тебе кое-что о моих родителях. Они слепые.
Минуту она помолчала.
– Совсем слепые? Он кивнул.
– Как же они сумели воспитать двоих детей? Он пожал плечами и повернул ключ зажигания.
– Они не оставались без помощи. – У него были тети и дяди по всему штату Западная Виргиния, но главную тяжесть приняла на себя его сестра. Линн была на пять лет старше его, ей выпала на долю роль второй матери, и она играла эту роль со смешанным чувством любви и обиды. Он никогда не осуждал ее за то, что она покинула родительский дом в тот самый день, когда ей исполнился двадцать один год. Она сбежала со своим парнем, Стюартом, и отправилась в Калифорнию, чтобы быть как можно дальше от своей семьи.
Шон сидела тихо, и ее молчание беспокоило его: он боялся, что оно вызвано жалостью. Меньше всего его родители заслуживали жалости. Он нервно сжимал руль.
– Они всегда были слепыми? Он кивнул.
– У обоих это последствие родовой травмы.
– Тебе, наверное, досталось.
Одно воспоминание, не из самых приятных, тут же возникло перед его мысленным взором. Он член младшей группы бойскаутов. Вот он стоит один в углу комнаты, где проходит их собрание, зажатый между телевизором и столом. Другие мальчики сбились в кучу и смеются, дразнят его, тыча в эмблему, пришитую к рукаву его формы вверх ногами.
– Не помню дня, когда бы я ими не восхищался, – не колеблясь ни секунды, сказал он.
Его родители ждали их в вестибюле ресторана. Они сидели на низком мягком диване, придвинувшись, чтобы чувствовать присутствие друг друга. Обоим в этом году исполнилось пятьдесят. Дэвиду казалось, что это очень много, и заставляло его сильнее беспокоиться о них.
Отец был совершенно седым, но его волосы оставались мягкими и волнистыми. У него была фигура, как у Дэвида; в молодости он тоже был пловцом, но с годами тело округлилось и одряхлело. У матери волосы были до сих пор рыжеватыми, на губах играла ее обычная мягкая улыбка. Это улыбка была единственной выразительной чертой ее лица, потому что глаза всегда были закрыты черными стеклами очков.
Манди была с ними, последняя из длинного ряда собак-поводырей – золотистый ретривер светлой окраски. Она сидела напротив отца Дэвида в ожидании и тревоге.
Шон не стала дожидаться, пока Дэвид ее представит.
