Каэдэ сотрясалась в ужасе и отвращении, на смену которым пришла ярость. Она была готова умереть, последовать суровому кодексу чести своего сословия, спасти имя семьи. Но отец, всегда диктовавший строгие правила поведения, убеждавший ее в превосходстве сильного пола, поддался безумию и тем самым показал, что под выдержкой воина скрываются мужская похоть и эгоизм. Ярость пробудила силы, которые в ней таились. Она призвала Белую Богиню. Помоги мне!
Каэдэ услышала собственный голос:
– Помоги мне! Помоги мне!
И руки отца разжались. Он пришел в себя, подумала девушка, отталкивая его. Каэдэ с трудом поднялась на ноги, натянула платье, завязала пояс, пошатываясь, пробралась с дальний угол комнаты и зарыдала от ужаса и гнева.
Через некоторое время Каэдэ обернулась и увидела, что перед отцом на коленях стоит Кондо. Отец сидит, сгорбившись, и его поддерживает Шизука. Затем девушка поняла, что его глаза ничего не видят. Кондо словно воткнул руку ему в живот и повернул ее. Что-то громко хлюпнуло, зажурчала и забулькала вытекающая с пеной кровь.
Шизука отпустила шею старика, и он упал лицом вперед. Кондо вложил нож ему в правую руку.
К горлу Каэдэ подступила тошнота, она свернулась калачиком, и ее вырвало. Подбежала Шизука:
– Все позади. – На ее лице не было и тени беспокойства.
– Господин Ширакава потерял рассудок, – сказал Кондо, – и покончил с собой. С ним часто случались приступы безумия, когда он собирался уйти в мир иной. Он погиб достойно, проявив великое мужество.
Длиннорукий встал и посмотрел на Каэдэ. Ей на мгновение захотелось позвать стражников, обвинить Кондо с Шизукой в убийстве, потребовать их казни, но волна ярости прошла, и Каэдэ промолчала. Она знала, что никому не расскажет о случившемся.
Кондо слегка улыбнулся и продолжил:
– Госпожа Отори, вы должны потребовать присяги от ваших людей. Вы должны быть сильной. Иначе любой из них захватит ваши владения и обездолит вас.
– Я собиралась покончить с собой, – медленно произнесла она. – Но теперь, кажется, в этом нет необходимости.
– Нет никакой необходимости, – согласился Кондо. – Покуда вы сильны.
– Вы должны жить ради ребенка, – пол держала Шизука. – Никто не спросит о его отце, если вы проявите мужество. Однако нужно действовать без промедления. Кондо, собери всех.
Шизука отвела девушку в женскую спальню, умыла и переодела ее. Каэдэ дрожала от пережитого ужаса, но убеждала себя в собственной силе. Отец мертв, а она жива. Он хотел умереть, и не составит труда подтвердить, что он добровольно лишил себя жизни и покинул этот мир с достоинством, выполнив долг, о котором не раз заявлял. Каэдэ уважала решения отца и теперь защищала его доброе имя. Но она не станет следовать его предсмертному завету, не убьет себя и не позволит сделать этого сестрам.
