Отец неожиданно взмахнул рукой. Каэдэ невольно вздрогнула, подумав, что сейчас он ее ударит.
– Никакой свадьбы не было! – воскликнул он.
– Прости, отец, – повторила Каэдэ. – Я опозорила тебя. Я готова умереть.
– Но ты ждешь ребенка.
Ширакава смотрел на дочь, словно на гадюку, которая готова ужалить в любой момент.
– Да, я жду ребенка.
– Кто его отец? Или ты не знаешь? У тебя было много мужчин?
– Теперь это не имеет значения, – ответила она. – Ребенок умрет вместе со мной.
Вонзить вверх наискось, подумала Каэдэ и вдруг почувствовала, как малыш хватает ее ручками, пытаясь остановить.
– Да, да, ты должна убить себя. – Голос отца поднялся до визга. – Твои сестры тоже должны умереть. Это мое последнее желание. Семья Ширакава исчезнет наконец. И я не стану дожидаться Шойи. Я сделаю это сам. Мое последнее дело чести.
Он расслабил пояс и распахнул одеяние, отодвинув нижнее белье, чтобы обнажить тело.
– Не отворачивайся, – приказал он Каэдэ. – Ты должна смотреть. Это ты довела меня до этого шага.
Ширакава приложил острие лезвия к морщинистой коже и сделал глубокий вдох.
Каэдэ не поверила своим глазам. Она заметила, как сжались его пальцы вокруг рукоятки, как искривилось лицо. Отец издал хриплый вопль, и кинжал выпал из рук. Но не было ни крови, ни раны. Он вскрикнул еще несколько раз и затрясся в рыданиях.
– Не могу, – причитал он. – У меня не осталось мужества. Ты выпила все мои соки, ты, женщина, которая перечит природе. Ты лишила меня чести и мужского достоинства. Ты не моя дочь, ты – дьявол! Ты приносишь смерть всем мужчинам, ты проклята. – Он протянул руки и схватил ее, стаскивая одежду. – Дай взглянуть на тебя, – кричал он. – Посмотрю, чего жаждали другие! Навлеки на меня смерть, как на остальных.
– Нет, – завизжала она, изо всех сил пытаясь оттолкнуть обезумевшего старика. – Отец, нет!
– Ты называешь меня отцом? Я не отец тебе! Мои настоящие дети – это нерожденные сыновья. Сыновья, чье место ты заняла со своими сестрами. Твои дьявольские чары погубили их в утробе матери!
Безумие утроило его силы. Каэдэ чувствовала, что с плеч сползло платье, его руки скользили по телу. Она не могла дотянуться до ножа, не могла вырваться. В борьбе одежда порвалась, обнажив ее до пояса. Волосы растрепались и пали на голую грудь.
– Отпусти меня, отец, – молила Каэдэ, пытаясь образумить его. – Ты сам не свой. Если нам суждено умереть, давай сделаем это достойно.
Однако слова уже не имели смысла – безумие окончательно овладело Ширакавой. Глаза были залиты слезами, губы дрожали. Он отобрал нож и закинул его в другой конец комнаты, зажал левой рукой оба запястья и притянул дочь к себе. Правой рукой он откинул ее волосы, склонился и впился губами в шею.
