— И что вы между мною вертитесь? — специально по-одесски весело поприветствовал он знакомых.
— Гога, пару слов! — жесткой интонацией Артур мгновенно погасил игривый настрой приятеля. Георгий посерьезнел:
— Где что не так, где маленьких обидели? Тульский мотнул головой:
— Огрызнуться и пару зубов выплюнуть — есть настроение?
— Александровские, что ли, опять напутали? — «догадался» Гоша. Артур быстро развернул его за плечи в нужном направлении и зашептал торопливо:
— Сфокусируй — Кое-Как с ментами… Въехал? Без рукопашной. Обгоняем. Ты — немой. Делаешь, как я. Тереть некогда.
Гога кивнул, не думая:
— Ну, Тульский, будем тонуть — без тебя не захлебнусь. Поперло!!!
И вдвоем они с места рванули через проходные.
До оставшегося на углу вора долетели обрывки выдохнутых на бегу фраз:
— Если тонуть, Гаврюша, то лучшая позиция — рыбья. За группу — больше дают.
— Не учи моченого!
— Не тявкай.
Варшава задумчиво посмотрел им вслед, вздохнул и побрел на 5-ю линию к знакомому банщику, в прошлом имевшему прозвище Есаул — из-за кавалерийской осанки и постоянно снисходительного тона.
Жизненный опыт показывал Варшаве, что в лучшем случае он увидит ребят к вечеру — в синь избитых.
— Ничего, — сказал вслух вор, давя в себе переживания, — мусора в грунт втопчут, но ведь не покалечат…
Между тем Артур и Гоша, промчавшись по лабиринту проходных дворов (на Васильевском надо родиться, чтобы не блуждать в проходняках), осторожно выглянули из подворотни метрах в пятидесяти перед оперативниками.
Артур чуть шатнулся назад за смятую постоянными пинками молодежи водосточную трубу и выровнял дыхание.
— Все, Гога, не дыши.
Чинно и благородно они вдвоем не спеша вырулили на улицу.
…Кое-Как, уже приняв свершившееся за факт, не особо сопротивлялся, но куражился вовсю, смущая и сбивая с панталыку интеллигентски-рефлексирующую потерпевшую:
— Дамочка, вы обратите внимание — получается-то как: кошель якобы я взял, а топорщится он почему-то в левом кармане гражданина начальника!
Витя Андреев действительно подобрал скинутый кошелек за сиденьем в трамвае и сунул себе в брючный карман, и тот купеческой мошной обвис чуть выше колена. Если бы Кое-Как резанул сумку у рыночной торговки — она бы нашлась, как ответить, но сейчас Андреев придерживал за локоток особу воспитанную и думающую, работать с такими потерпевшими было и проще, и сложнее — нравственность, она штука тонкая.
— Игорек, у-го-мо-нись, — по слогам выговаривал Витя Андреев, но Кое-Как угомониться не желал:
