– Соня…
– Завтра же пойду к Ивану Антоновичу и отпрошусь…
Летчик некоторое время, казалось, собирался с мыслями; он смотрел на Соньку, как будто боялся, что столь легко сказанные ею слова неверно им поняты. И сказаны-то внезапно. Разговор как будто шел совсем о другом. Что это? Минутный импульс? Или давно созревшее решение? Порою трудно произносимое именно так и звучит – внезапно, как будто вне связи с бегущей минутой.
– Иван Антонович сказал мне как-то, Соня, что ты никуда не пойдешь из интерната.
– А к вам пойду. Сейчас же садитесь и пишите письмо Марине, чтобы она скорее приезжала. И еще…
– Что еще?.. – Исаев встревоженно смотрел ей в глаза.
– Купите самовар. Хорошо?
– Хорошо, Соня. Куплю самовар.
– Только большой, Федор Степанович. Мы будем сидеть за столом и пить чай. Правда?
– Разумеется… – он был растерян, ошеломлен, он не знал, что ему сказать.
А она будто и забыла сразу то, о чем только что сказала.
– Вы уже нарисовали ваше солнце над морем, Федор Степанович?
– Представь себе… – он торопливо открыл этюдник и достал маленькое полотно.
Сонька взяла в руки картину и некоторое время с недоумением рассматривала ее. Там сиял странный радужный круг.
– Солнце таким не бывает. Исаев улыбнулся:
– Картины близко не смотрят.
Сонька вскочила с постели, отошла подальше в угол. И вдруг увидела на картине солнце, каким оно бывает лишь в редкие утренние часы.
Она радостно запрыгала и захлопала в ладоши.
И вдруг остановилась:
– Почему же вы не пишете письмо Марине?
И словно нежданная тень набежала на глаза Исаева.
– В другой раз, Соня.
Что-то непонятное было за словами Федора Степановича. Обычно прямой, радостно-открытый, он сейчас явно недоговаривал…
Сонька не знала и не могла знать, что это означает, но чувствовала – неспроста медлит Исаев с письмом.
– Зачем же откладывать, Федор Степанович?
– Видишь ли… – он опять помолчал, снова отвернулся к окну, ярко блеснула седина его виска. – Предстоят сложные испытания одной новой машины… Кстати, меня уже ждут.
Только тут Сонька увидела стоявший возле дома зеленый газик.
Он поцеловал Соньку, взял этюдник и направился к выходу.
Внезапно Сонька преградила ему дорогу. Встала спиной к двери и раскинула руки:
– Нет!
– Что с тобой, Соня? – Исаев присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. – Не бойся, все будет хорошо. Не первый раз…
– Нет! – голос у Соньки был напряженный, полный отчаяния.
Он попытался ее легонько отстранить. Сонька рванулась к нему, обняла, прижалась щекой к его кителю.
