Генерал пристально следил за ней, пока она не исчезла в ослепительно-бледном небе.
Генерал был один. Поодаль возле нескольких автомашин стояли офицеры.
Сонька собирала цветы, пробившиеся среди бетонных плит аэродрома. Удивительные это были цветы, маленькие, ярко-желтые, с редкими кривыми колючками на стеблях и мохнатыми жесткими листьями. У цветов был слабый, но тонкий запах, немного напоминавший запах розы.
Сонька не заметила, как приблизилась к генералу. И вздрогнула, когда он окликнул ее:
– Это ты, голубушка… А мы страху-то натерпелись. Ну, слава богу, поправилась. – Он подошел к ней поближе. – Цветы-то у нас никудышные тут. – Он погладил ее волосы, обнял за худенькие загорелые плечи. – Ну, ничего…
– А где подполковник Исаев? – спросила Сонька. Она чувствовала удивительное доверие и расположение к старому генералу.
– Исаев на испытании новой машины. – Генерал нахмурился. – Сейчас поговорим с ним. – Он направился к стоявшим в стороне автомобилям.
Сонька принесла цветы в палату и поставила в стакан. Врач что-то писал за столом. Поднял голову, улыбнулся:
– Спасибо… Мы здесь забываем о цветах…
– Мне уже можно вернуться в интернат? – спросила Сонька.
– Голова больше не кружилась?
– Нет.
– Ну что ж, нам очень жаль расставаться с тобой… Федор Степанович отвезет тебя, когда вернется…
В глазах врача Сонька уловила озабоченность и тревогу. Почему всех так беспокоил этот полет Исаева?
Сонька подошла к большому, распахнутому настежь окну палаты. За окном увидела ровные ряды самолетов. Бетонное поле уходило к горизонту. А дальше трепетал светлый мираж – неестественно яркая вода; она струилась, мерцала, полоса ее становилась то уже, то шире, то пропадала совсем и возникала снова.
А выше было небо – безоблачное и пустое, огромное и страшное – куда страшнее моря. Оно не имело пределов, оно простиралось так далеко, что в его бездне никла и терялась мысль.
И где-то там в бледной и светлой выси мчалась сейчас белая стрела. Не на упругой и живой сфере моря, а в пространстве, где полуреальным становится туманный облик земли, где со всех сторон чуждая неосязаемая пустота.
Сонька смотрела на аэродром – бесконечно повторялся один и тот же четкий рисунок бетонной плиты. Но в отдалении плиты принимали искаженную форму, затем сливались и таяли в трепещущем на горизонте неестественно светлом потоке воды. И Сонька подумала о том, что, когда смотришь далеко, очень далеко, ни одна прямая не кажется прямой. Прямые сходятся или расходятся, закручиваются вверх или вниз. Зрение явно обманывало человека. Но если зрение дает искаженную картину пространства, то какова же истинная его картина?
