Кирилл быстро нашел в столе брата те папки, которые он просил принести, прошелся по всему отделению, заглянул в КПЗ. Но-пасаранское отделение милиции представляло собой прелюбопытное зрелище. В нем было всего три помещения, или по-бытовому, три комнаты. В самой первой и по-порядку, и по расположению относительно входа, была приемная. Кирилл с легкой иронией во взгляде потряс за спинки рухлядь, видимо, именующую себя креслами. Рухлядь издала жалобный стон и юноша оставил ее в покое.
Кабинет участкового был под стать приемной – простой школьный стол, два стула, допотопные занавесочки на окнах, голубой, с белыми проплешинами сейф.
Кирилл подергал за ручку дверь самой последней комнаты. КПЗ была, естественно, заперта, а искать ключ на связке Кириллу было уже неинтересно. Скорее всего, местный «обезьянник» тоже не представлял из себя ничего интересного.
Когда юноша вышел, на улице было совсем светло. Народу было по столичным меркам мало, до дома ему встретились всего человек десять-двенадцать, не больше. Все эти люди смотрели на него как-то странно, при приближении почему-то здоровались и интересовались здоровьем.
«Что у них тут, прикол что-ли такой, со всеми здороваться и про самочувствие спрашивать?» – недоумевал он. Когда третья старушка спросила у него, не болит ли голова, Кирилл остановился, картинно развел руками, низко поклонился и объявил на всю улицу:
– Болит! Легче вам теперь?
Симпатичная маленькая старушка всплеснула руками и быстро засеменила прочь.
Следующая старушка, обратившая внимания на Кирилла, была совсем не симпатичная: с ярко намалеванными губами, с голубыми кругами вокруг глаз, с черными стрелками, уходящими куда-то в теменную область и с длинными бусами поверх старой искусственной шубенки. При виде юноши она оглушительно взвизгнула, прижала руки к груди и хриплым голосом проворковала:
– Вы нехороший. Вы меня забыл. Почему вы меня не берете в плен? Мое тело жаждет пыток! Моя душа жаждет искупления! Мою грудь теснят стоны и рыдания! Возьми меня в темницу!
Сильный, ироничный Кирилл с детства боялся сумасшедших.
– Идите, идите, гражданочка, – сухо потребовал он, пытаясь обойти дамочку.
– Гражданочка? – на глаза старушки навернулись слезы, – и это вы говорите мне? Невинной девушке? После всех ваших обещаний?
– Ставлю на Арьку, – принял решение один из мужичков, стоящих неподалеку, – она сегодня на подъеме, заговорит участкового.
– Эт ты нечестно, – закапризничал другой, – ясно же видно, прихворал участковый. Куды ему с больной головой супротив Арьки Савской?
