Годдард был без сознания мгновение — никто не заметил его слабости. Он заставил успокоиться дрожащие руки и отдал приказ, который по всем нормам должен был прозвучать еще сутки назад:
— Курс к Земле!
Он немного поел, не отходя от пульта, и слабость отступила. Неторопливо, тщательно подбирая слова, Годдард заполнил бортовой журнал. Он с трудом добрался до страницы «Выводы руководителя».
Выводы.
Годдард встал и, шатаясь, пошел из рубки. Не хочу я делать выводы, думал он. Кто я такой, чтобы делать выводы? Начальник опыта? Сидел в удобном кресле и глядел, как выкладываются люди, как готовы они поступиться всем ради идеи, которую он, Годдард, не понимал и теперь не понимает. Всемогущество. Но вот всемогущий из всемогущих — мечтательный краснолицый Мухин, — где он?
А я должен решать. Судьбу вариаторов и всей нарождающейся науки — мутационной генетики. И судьбу со «Стремительного», которых теперь, без шаповаловских ребят, наверняка не успеют найти. И все же, если по совести, я должен написать: «Нет». Думать нужно не о тех семнадцати, что ждут помощи на Уране. Нужно думать о будущем. Запретить все это. Человеку — человеческое.
Годдард вошел в медотсек и увидел Шаповала. Тот был бледен, щеки его ввалились.
— Летим к Земле, — сказал Годдард. Он хотел добавить, что потерян последний планер, что нет смысла идти к Венере-верхней, искусственному спутнику на высокой орбите. Он промолчал, потому что лицо Шаповала неожиданно исказилось.
— Вы уверены, что искать бесполезно? — тихо спросил Маневич, и Годдард только теперь увидел обоих испытателей. Они лежали на диагностических кроватях, как личинки в коконах, видны были только лица и руки. Лица как лица. Часы испытаний не изменили их. Лишь теперь Годдард подумал, что открытие Шаповала действительно великолепно. Любой другой человек после всего, что выпало Крюгеру с Маневичем, был бы похож на монумент Кощею Бессмертному.
— Нам нечем искать, — признался Годдард. — Нет планеров.
— Это Венера, — просто сказал Маневич.
Будто гордится, подумал Годдард. Будто Венера — его родина и прожил он здесь не сутки, а всю жизнь, и рад, что планета оправдала надежды.
— Скажите, Годдард, — Маневич медлил, подбирая слова, — там, на «Стремительном»… Для них все кончено?
— Как ваша голова, Маневич? — спросил Годдард.
— Вы о радиации? Я не излучаю, можете подойти ближе.
— А что хромосомные пробы?
— Спросите Александра, — сухо сказал Маневич. — Вижу, ваше решение твердо.
