— Перекрестись-ка, капитан, — прогудел священник, держа худое стариковское тельце на руках, как держат ребенка, — у меня, видишь, руки заняты. Попроси у Господа милости. Чую сердцем — повернет Зимняя Война. Повернет.
Серебряков крестился медленно и испуганно, пока отец Иакинф пересекал, с Хомонойа на руках, тускло освещенную каптерку, толкал дверь ногой, выходил наружу, в летящий снег, в круговерть, в ночь.
— …ну да, ее звали Женевьева. Смешное имя, да?.. монашье… Она очень любила первый снег. Бывало, когда снег первый только ляжет — выбегала во двор, хватала его пригоршнями, ела его, окунала в него лицо!..
Он встал с кровати. Налил из кувшина воду. Пил. Остаток вылил из чашки себе на загривок, на спину. Это называется — охладить старые раны.
Женщина лежала на животе. Ее лицо пряталось в подушках — лица не было видно. И голос доносился сквозь подушки как из подземелья.
Ночь. Опять ночь. Хорошо — не стреляют. Не слышен вой сирены, загоняющий в убежище. Война еще сюда не добралась. Она добирается. Она ползет черной змеей с белыми снежными полосами на спине. Медленно и верно ползет.
— Она была твоя законная жена?..
— Она и сейчас моя законная жена. Никакой суд нас не разводил. И детей моих она растит. Я давно ее не видел. И детей тоже. Я все гадаю, какие они теперь.
— Вот как. Так ты женат. И ты как все. И ты как все.
Он минуту глядел на нее. Потом лег в постель, животом на спину женщины, налег руками на ее руки, губами обжег ее затылок. Сделался для нее одним гигантским крылом; накрыл ее всю собой.
— Ты же знаешь — к женам не ревнуют, — выдохнул он тихо. — И потом, ведь это уже не жена. — Голос его стал еле слышным, горьким. — Это просто преданье. Давно минувших дней.
— А, ты на попятный!..
Горечь мазала его по губам жесткой кистью.
— И ты… как все. — Он помолчал, подышал хрипло, лежа на ней, потрогал языком ее затылок, шею. — А впрочем, мы ведь и есть — все. Я тут подумал, знаешь, и придумал, что нас по отдельности — нет.
Она дернулась под ним, вытянулась в судороге насмешки.
— Правильно. После игры в Клеопатру ты бы лежал в ванне в грязной красной луже и видел сладкие вечные сны, а я бы — тут ж — не отходя от кассы — заменила бы тебя каким-нибудь твоим двойником, одним из твоих друзей, или Арком, или Федей-лютнистом, или…
— Замолчи! — Он закрыл ей рот рукой. — Замолчи! Ты никогда бы этого не сделала!
Она упала опять лицом в подушки.
— А ты откуда знаешь… сделала бы или нет?..
