— Я уже не раз об этом слышала, — резко оборвала его Элизабет. — Сначала вы всегда говорите «согреться». Неужели вам нравится заставлять меня делать все по-вашему?
— Нет, мне не нравятся твои намеки на то, что я похож на одного из грязных дружков твоего братца, — огрызнулся он.
Элизабет перестала вырываться.
— Возможно, жизнь с Эдмундом слегка и извратила мое мышление, но я терпеть не могу, когда меня хватают руками!
— Хорошо, ты высказалась довольно ясно и понятно, но если хочешь, чтобы мы пережили эту ночь, мне кажется, нам необходимо согревать друг друга. Кит, отрежь-ка ногу зайца. Похоже, уже готово.
Мясо едва прожарилось внутри, хотя и подгорело снаружи. Все трое были, однако, так голодны, что не обратили на это ни малейшего внимания.
— Мне нравится, отец, — произнес Кит. — Мне нравится здесь в лесу.
— Ужасно холодно, — укутываясь плотнее в плед, поддержала разговор Элизабет. — Если это — лето, то на что же тогда похожа зима в Шотландии?
— Бронуин считает, что в Англии слишком жарко. Она заворачивается зимой в один из таких пледов и спит на снегу.
— Не может быть! — чуть не поперхнулась Элизабет. — Она что, действительно такая дикарка?
Улыбнувшись, Майлс повернулся к сыну и заметил, что у того слипаются глаза.
— Иди ко мне, ложись рядом, — предложила Элизабет, и Кит не заставил себя долго ждать.
Разостлав на земле свой плащ, Майлс жестом пригласил Элизабет и Кита лечь, а затем накрыл их пледом. Подбросив в костер еще немного веток, он приподнял плед и устроился рядом с Китом.
— Вы не можете… — начала было Элизабет, но осеклась. Майлсу больше негде было спать. Лежавший рядом Кит согревал их обоих. Хорошо отдавая себе отчет в том, что Майлс находится совсем близко, Элизабет, вместо того чтобы испугаться, почувствовала себя в безопасности.
Подперев рукой голову, она неотрывно смотрела на огонь.
— Что представляла собой мать Кита? — тихо спросила девушка. — Она, наверное, влюбилась в вас с первого взгляда, увидев наши доспехи?
Майлс прыснул от смеха.
— Маргарет Сидней отвернула от меня свой хорошенький маленький носик и отказалась со мной разговаривать. Я делал все, что было в моих силах, чтобы произвести на нее хоть какое-то впечатление. Однажды, когда она принесла своему отцу воду на поле, где мы тренировались, я обернулся, чтобы только взглянуть на нее, потерял стремя, и Рейн пронзил копьем мой бок. У меня до сих пор остался шрам.
— А я думала…
— Ты думала, что я продал душу дьяволу и могу обладать теперь любой женщиной, какой захочу.
