Пенни вспомнила о неудачном браке своих родителей, об их разводе, о своем детстве, которое стало особенно сложным, когда она превратилась в яркую и привлекательную девушку. Она слишком быстро выросла и уже в семнадцать лет стала выступать как манекенщица. Сегодня, достигнув двадцати трех лет, она не была подготовлена к рождению ребенка. Прошлое неотступно шло по пятам, будущее было слишком неясным.
Лаура поддержала Пенни, проявила столько симпатии и такта, сколько было возможно, в то же время мягко пытаясь ее убедить не спешить ни с какими шагами в отношении ее нынешнего положения. Сумерки сгущались, Пенни наконец сказала, что чувствует себя значительно лучше, и пообещала Лауре, что будет держать ее в курсе своих дел.
Лаура была так ошеломлена глубиной переживаний, отразившихся на обычно спокойном и привлекательном лице Пенни, что попросила ее позволить сфотографировать себя. Девушка пожала плечами и согласилась. Лаура нашла на полках старый «Хассельблад» Томми Стардеванта, зарядила новую кассету и сделала несколько снимков усталого лица Пенни, освещенного бледным сумеречным светом.
Затем Пенни поблагодарила Лауру, обняла ее, они попрощались и девушка ушла.
Прежде чем Лаура вспомнила о пленке и отдала проявить ее, прошло еще две недели.
Фотографии Пенни стали для нее открытием.
Человек, изображенный на фотографиях был ей совершенно неизвестен. Это была вовсе не та элегантная и безукоризненная Пенни, над образом которой так часто работали Лаура и Тим. Это не была и та Пенни, которая словно ветер пролетала через офис, когда нужно было срочно одеваться перед съемкой. Это не была и всегда уверенная в себе и очаровательная, живая и остроумная девушка, лишенная, впрочем, запоминающейся индивидуальности.
Нет – перед ней было новое лицо. Лаура сидела и в молчании рассматривала фотографии, пытаясь понять, что же так заворожило ее.
Конечно, на лице этой Пенни были следы грусти и тревоги, что ей было не свойственно. Видны были следы усталости после исповеди о своей жизни, боязнь будущего, которое открывалось перед ней.
Но кроме того, казалось, была сброшена маска – в первый раз обнажилась подлинная сущность Пенни, значительно более реальной, чем та Пенни, которая была знакома Лауре и ее коллегам. Это создание из света и тени оказалось значительно глубже, чем Пенни из плоти и крови, оно оказалось значительно красивее, несравненно красивее, несмотря на отсутствие макияжа, осунувшееся лицо и смятый свитер.
