— Готов!
— А портки? Сымай-сымай! Тут девок нема. Хотя с девками оно заковыристее, еть' в Бога-душу-мать!
— Готов, Емельич!
— И я увсегда готов! Ну-с! Поздравляю вас с горячим полком, с березовым веничком, с добрым здоровьицем! — И с этими благословляющими словами мы нырнули в парилку.
Мать моя жизнь! Душа моя, взвизгнув от пара-дара и удовольствия, воспарила вверх, бросив на время бренное тело, которое пласталось на горячей полке. И тело мое, нещадно стегаемое душистым, ядреным, березовым веничком, было счастливо и бессмертно.
2. ПЯТАЯ КОЛОННА (ПЕДЕРАСТИЧЕСКАЯ)
День Победы я встречал ударным трудом. В поле. А точнее, на грядках. Была майская жара — и мой частнособственнический огородик требовал воды. Много воды. Наверное, в другой жизни я трудился мелиоратором. Или водовозной клячей.
Когда утолил жажду всей, кажется, планеты и плюхнулся на крыльцо, чтобы совершить то же самое для своего обезвоженного организма, с танковым гулом появился джип. Хорошо мне знакомый. Коробкой передач. И теми, кто находился в его пыльном салоне. Видимо, желая, чтобы сие механизированное недоразумение исчезло из прекрасной природы, я уронил лицо в ведро. С шампанским. Из родного колодца.
Признаюсь, ещё утром смутные предчувствия… И то верно, как может существовать мир без моего вмешательства? Порой грубого — вплоть до летального исхода. Для некоторых членов общества РФ, уверовавших, что они цапнули Творца за бороду. Нехорошо и опасно отрываться от земной тверди. И народа. Народ знает каждого форшмака, то есть негодяя, и терпит его до поры, до времени. Чтобы потом спустить его в бурные сточные воды истории. В качестве либо политического трупа, либо дерьма. Что одно и то же, по-моему.
Вынырнув из прохладных глубин ведра, я обнаружил, что двое, генерал Матешко и рядовой по жизни Панин, уже идут по дорожке. И по мою душу.
Кобельсдох Педро вместо того, чтобы мужественно, как пограничный пес Алый, охранять рубежи родины от шпионов, щенячил под ногами гостей.
Я вздохнул полной грудью — не иначе, новые безобразия в нашей многострадальной отчизне?
Повторим за классиком: запрягаем мы кобылку истории долго, но уж ежели запряжем каурую — поберегись! Понесет она нас, родная, по бездорожью с таким треском и ускорением, что все нации мира обмирают от страха и ужаса: ба! Что за дикий и чумовой народец ухлебается на телеге, гремя костями и вставными фиксами? А в ответ — ор, гогот да добрый мат, мол, запендюхи вы все, от Алеут до Ямайки; в сторону, мать вашу так, а то, не дай Бог, шершавым, азиатским колесом…
