Холодно — раннее весеннее солнышко не греет. Тогда тоже было холодно. От мороза тогда облезли трамваи. Холодные трамваи звенели на поворотах, как колокола. Облезлые языки колоколов.
Случайная встреча на перроне Казанского вокзала. Она так промерзла в Москве, что говорила медленно и невнятно. И как-то само собой получилось, что мы забились в электричку и поехали встречать Новый год.
— А ты где сейчас, Алеша? — спросила.
— Учусь.
— Где?
— В технологическом.
— Интересно?
— Да, так, — передернул плечами. — Первый курс…
— Ааа, — и посмотрела на меня.
Посмотрела, будто меня не было. Но ведь я-то был.
Потом мы приехали к Серову. Там пили теплую водку. Пела гитара. Моя нечаянная спутница пила водку, прокусывала дольки мандарин, смеялась и не хмелела, так она промерзла. И ещё был запах хвои.
Мы танцевали в темной комнате, как в лесу, и я целовал её мандариновые губы и пьяные глаза. А за окнами бледнел снег. Предрассветный снег без оттенков. Потом мы ушли…
Она была первой моей женщиной. Она была старше меня на пять лет, как на пять столетия. Ее звали Вирджиния. Как штат в силиконово-пластмассовой Америки. Ее отец был дипломатом и долгое время проработал в этой стране. Хотя в школе, напомню, её называли Варвара Павловна. А я её называл просто: Верка. Ей это имя нравилось.
Потом наступил другой вечер, ближе к весне. Когда я принял решение. Мы встретились в метро. Там из-за межсезонья было по-банному мокро и душно. Был час пик, все спешили: молекулы метро.
Мы спустились с балкона на перрон. Внизу был запах весенних одежд и призрачных будущих надежд.
— Ты дурак, — сказала она. — Там убивают.
— Ты, как моя мама, — улыбнулся. — Я не хочу быть, как все.
— Будь, как все, но живым.
— Но молекулой?
— Хочешь быть трупом?
— Нет, не хочу. И вернусь живым. Только проводи меня.
— Все это иллюзии, Алешенька, — сказала она. Из туннеля ударил порывистый ветер.
— Может быть, но ты меня проводи, — сказал я. Электропоезд мелькал окнами, как пустая рвущаяся кинопленка.
Она уехала в следующем.
Мы были бескомпромиссны, и все тогда казалось простым и возможным. Святая простота прошлого. Бремя настоящего.
Резкая трель. Машинально поднимаю трубку. Показалось, она звонит. Как раньше.
— Алексей, это я, — говорит мой отчим Лаптев. — Рад тебя слышать. Ты как?..
— Лучше многих.
— Молодцом…
Наши отношения спокойны и корректны. Такие отношения исключение из правила. Образцово-показательные отношения. У Лаптева одно занятное качество: он умеет привносить в обыденную жизнь элемент элегантной загадочности; такова его работа — торговля. Он ответственный работник и отвечает головой за целый областной торговый куст. Отчим, как и Серов-старший, тоже бог и царь подмосковных окрестностей. Он хозяин жизни и ему кажется, что может купить всё и всех. Даже меня.
