Поставив стакан на стол, Хейдон решительно шагнул к двери.
Но в этот момент ключ повернулся в замке, дверь открылась, и он с облегчением увидел Женевьеву в тусклом свете единственной лампы, горящей в коридоре. Тень от полей шляпы падала на ее лицо. Как ни удивительно, но то, что она была цела и невредима, только разожгло в нем гнев.
— Где, черт возьми, вы были?
Его голос хлестнул Женевьеву, как плеть. Она не отшатнулась, а лишь вскинула голову так, что свет упал на бледный овал ее лица.
— Они отказались освободить Шарлотту, — еле слышно произнесла Женевьева. — Ее заперли в камере с безумной женщиной, которая то что-то кричит, то что-то бормочет, прячась в углу. Они собираются держать ее там три дня, после чего она предстанет перед судом. Я ходила просить мистера Инграма свидетельствовать в ее пользу, но он тоже отказался. Он заявил, что Шарлотта должна послужить примером для всех нежелательных элементов в нашем обществе. Тогда я проглотила свою гордость и пошла к Чарлзу умолять его нанять для нас хорошего адвоката, а он сказал, что за моих подопечных должен платить мой муж и что я сделала выбор в тот день, когда предпочла отродье шлюхи и отказалась от брака с ним. Ему известно, что мне грозит опасность потерять не только дом, но и детей. Чарлз считает, что я это заслужила.
Ее прекрасные черты были искажены болью. Жестокость Чарлза привела Хейдона в ярость, но больше всего ему хотелось хоть как-то облегчить страдания Женевьевы. Стыдясь своих резких слов и своего бессилия помочь ей, он внезапно протянул к ней руки.
Несколько долгих секунд оба они стояли не шевелясь. Женевьева не сделала шага навстречу Хейдону. Воздух между ними словно застыл, насыщенный страхом и горем. «Я могу справиться с этим одна, — думала Женевьева, отчаянно цепляясь за последние остатки самообладания. — Бывало и хуже». Но это была ложь. Никогда она не чувствовала себя такой беспомощной, как сейчас, когда необходимость спасти Шарлотту легла на ее плечи тяжким грузом. Женевьева знала, что, если она позволит себе впасть в отчаяние, тщательно сооруженный фасад ее независимости начнет быстро рассыпаться.
Хейдон видел, как Женевьева борется с обуревавшими ее чувствами. Мысль о том, что он только ухудшил ее положение, что с его появлением жизнь ее стала еще тяжелее, ранила его еще сильнее, чем то, что Женевьева явно отвергала его. Он опустил руки.
Но в этот момент Женевьева бросилась к нему, прижалась лбом к его груди и разразилась рыданиями.
