Он не договорил, придумывая ей наказание. Его хмурый взгляд был красноречивее всяких слов.
Это уже было чересчур. Конечно, он не будет придираться к ней. В висках у нее стучало. Она приложила руку к виску, чтобы уменьшить боль, и вдруг почувствовала приступ тошноты.
– Я же говорю, Алексис, «ракета» опоздала, – сказала она и, как тряпичная кукла, повалилась на пол.
Алексис метнулся к ней, отрывисто бросив секретарше, чтобы она вызвала врача. Легко подняв Керри, он отнес ее в свой кабинет и осторожно положил на кремовый кожаный диван. Он всмотрелся в ее лицо, заметив, какой болезненный у нее вид. И начал аккуратно убирать волосы с ее щек.
Все, что он мог сделать, – охладить ее горящее лицо. Он быстро нашел полотенце и кувшин с водой, бережно обтер ее лицо и шею.
Керри почувствовала блаженную прохладу на лбу. Она медленно растекалась по шее к впадине между ключицами и обратно к лицу.
– Керри. Ты меня слышишь, Керри?
Она открыла глаза и увидела Алексиса – он мочил полотенце.
– Как ты себя чувствуешь?
Их глаза встретились. Керри ожидала увидеть в его глазах торжество, но никак не живое участие.
Ей было не по себе от сострадания в его глазах. Было бы гораздо легче, если бы он был рассержен.
– От холодного я себя чувствую лучше.
Она потянулась в поисках полотенца, но Алексис отвел ее руку.
– Я сама, Алексис, – простонала она жалобно. Он улыбнулся.
– Хочешь лишить меня такого удовольствия? Ну, нет.
Она тихо вздохнула и не стала ему мешать. Да и не очень-то хотела, по крайней мере, в этот момент.
Она снова почувствовала приступ тошноты.
– Керри, с тобой все в порядке?
– Меня тошнит, – пробормотала она, слабея.
– Врач сказал: постельный режим и полный покой. Это все проклятый вирус, – сказал Алексис, слегка покраснев от сознания собственной вины. Тогда, в Лондоне, он не поверил ее объяснениям и теперь чувствовал себя виноватым.
– Я поправлюсь, Алексис, не беспокойся. Ведь это не какая-нибудь работа. Я смогу спокойно это сделать через несколько дней, – прошептала она с надеждой, заранее зная, что он не согласится.
– Ну, нет, совсем наоборот, – ответил он, взглянув на ее губы, – мы должны зачать ребенка, и чем скорее ты поправишься, тем раньше мы сможем начать.
Алексис убрал светлые пряди волос с глаз Керри, улыбнулся, и что-то вроде злорадного веселья показалось в уголках его губ, когда он увидел, как краска бросилась ей в лицо.
– Я хочу тебя, Керри.
Керри посмотрела на него. Если раньше она думала, что он поступает так из мести, то теперь понимала, что это не так. Это была страсть. Он хотел ее, потому что она была той самой женщиной, которую он желал. Вот почему он был так взбешен в то утро в Лондоне, когда она оскорбила его. Он хотел любви, а вместо этого получил словесную оплеуху.
