Чужая агония | страница 34



Он, Фаулер, готовился встретить на поверхности мерзких тварей, наводящих ужас, предугадывать подстерегающие опасности, заранее готовился к преодолению чувства отвращения, вероятного в ситуации, невозможной на Земле.

И вместо этого он чувствовал себя много лучше, чем когда-либо на Земле. Сильное и уверенное тело. Яркая радость, более глубокое ощущение полноты жизни. Острый ум. Мир прекрасного, не доступный воображению даже в мечтах на Земле.

— Пора в путь, — сказал Таузер.

— Куда ты хочешь?

— Куда-нибудь, — ответил Таузер. — Просто пошли, посмотрим, куда мы придем. У меня такое чувство…

— Да, я знаю, — сказал Фаулер.

Потому что то же чувство было у него. Чувство высокого предназначения. Ощущение величия. Уверенность в том, что где-то далеко за горизонтом их ожидает много увлекательного и значительного.

Те пятеро это чувствовали тоже. Чувствовали неодолимый порыв идти и увидеть другую жизнь, наполненную новым знанием.

Поэтому они не вернулись.

— Я не вернусь, — сказал Таузер.

— Мы не можем так поступить с ними, — ответил Фаулер.

Он сделал один или два шага назад, в сторону купола, затем остановился.

Вернуться в купол, вернуться в больное, отравленное тело, которое он покинул. Оно, это тело, не казалось больным раньше, но сейчас он знал, что это так.

Обратно к затуманенному разуму, спутанному мышлению. Обратно к лопочущим ртам, формирующим сигналы, понятные другим. Назад к зрению, худшему, чем слепота. Назад в запустение, чтобы ползать в невежестве.

— Возможно, когда-нибудь, — пробормотал он себе под нос.

— Нам предстоит много сделать и многое увидеть, — сказал Таузер. — Нам предстоит многому научиться. Нам есть что искать.

Да, им есть что искать. Цивилизации, может быть. Цивилизации, в сравнении с которыми земная покажется ничтожной. Красоту и, что более важно, понимание красоты. И дружбу, какую доныне никто не знал, ни человек, ни собака, никто.

И жизнь. Интенсивную, наполненную.

— Я не смогу вернуться, — сказал Таузер.

— Я тоже, — ответил Фаулер.

— Они превратят меня снова в собаку, — сказал Таузер.

— А меня, — сказал Фаулер, — снова в человека.


УЖАС ГИМАЛАЕВ

Фредерик Браун



Сэр Чанси Атертон помахал на прощание рукой проводникам-шерпам, которые остались внизу, и продолжил свой путь один — дальше шерпы отказались идти, ибо тут, в Гималаях, за несколько сот миль от Эвереста, начиналась страна ужасного снежного человека. Время от времени его видели в горах Тибета и Непала, но пик Облимова, у подножья которого он оставил местных проводников, прямо-таки кишел этими существами, и шерпы не осмеливались подниматься выше. И в этот раз они благоразумно предпочли остаться внизу, дожидаясь его возвращения, впрочем, не особо веря в это. Для того, чтобы идти дальше, требовалась храбрость. Сэру Чанси нельзя было отказать в ней.