Она кивнула.
– У меня для тебя приятный сюрприз, – сказал мистер Доунат. – У студии есть новые радужные планы, которые касаются твоей карьеры. Планы, в результате осуществления которых твоя звезда взойдет необычайно высоко… Я надеюсь, никто не испортил эффекта? Я хотел сам сказать тебе об этом.
Теперь обе его руки возлежали на ее бедрах, поглаживая и похлопывая их.
«Не чувствуй ничего!» – улыбаясь лучистой детской улыбкой, Ив уже была готова ко всему, что бы ни случилось. Ни одна из сцен, сыгранных ею перед камерами, по важности не могла сравниться с тем, что происходило здесь. Фраза ее матери: «Это твоя карьера!» – все еще звучала у нее в ушах.
Эти слова лежали в основании правил игры, установленных Этель Зонненбаум, самой сутью ее поучений. Нельзя останавливаться ни перед какой жертвой, если речь идет о Карьере, считала она.
– Ты знаешь, что я хочу только счастья для тебя? – бормотал глава студии. – Все фильмы в мире и все миллионы сборов – дерьмо, если мое маленькое солнышко не будет счастливо… Ты знаешь это, правда?
– Да, сэр.
– Вот и хорошо. Хорошо.
Теперь его руки теребили ее юбку. Крупные пальцы медленно ползли по ее бедрам. Ив слышала тяжелое дыхание у самого уха, ощущала улыбку над своими волосами.
«Не чувствовать ничего. Ты – не здесь. Ты где-то еще», – приказала она себе.
И ей это удалось. Когда руки Доуната добрались до талии, Ив словно сбросила с себя кожу и перенеслась туда, где нет ощущений, эмоций, страха, боли. Это было то самое место, которое она научилась посещать во время бесчисленных съемок или общения с публикой, когда ее усталость, голод были на грани выносимого. Эта способность к полной отрешенности от себя давала ей возможность быть в хорошей форме все эти годы, когда детство и отрочество были принесены в жертву карьере. Способность эта держала Ив и сейчас.
– Ну, ну, моя девочка, – бормотал Карл Доунат, прижимаясь толстыми губами к ее маленькому уху. Стон клокотал в его горле, и он еще теснее прижал Ив к себе. – Вот и хорошо, вот и хорошо… Папочкина девочка…
12 сентября 1930 года
За четырнадцать сотен миль от Голливуда, где Ив Синклер тяжким трудом вершила свою карьеру, полдюжины мужчин потели под жгучими лучами солнца Оклахомы. Вместе они старались противостоять страшной тяжести бурового снаряда, тянувшего вниз.
Это были нефтяники. Нужно было заменить измельчавшее скалы на дне скважины буровое долото, которое затупилось от долгой работы под землей. Оно было прикреплено к тяжелой оснастке, тащившей его вниз по шахтному стволу, вес которой усиливал силу каждого нового удара бура.
