Я был уже на середине лестницы, как вдруг вспомнил пристальный взгляд аббата, и мне захотелось узнать, что он скажет. Правда, на кухне меня ждала Катрин – но не беда! Я тихонько поднялся обратно по лестнице. Дверь была закрыта; я приложил к ней ухо.
Рассказ о нашем с мадемуазель Абер знакомстве скоро кончился; время от времени я заглядывал в замочную скважину: священник сидел прямо напротив двери, и я отлично видел его и младшую сестру.
Я заметил, что, слушая рассказ обо мне, он принял холодный, задумчивый, даже строгий вид.
Я не узнавал ласковой и снисходительной физиономии, с какой он вошел в комнату! Он еще не хмурился, но я чувствовал, что мое приключение сейчас превратится в серьезнейший вопрос совести и морали.
Выслушав мадемуазель Абер, он опустил глаза, как человек, готовящийся высказать веское суждение, помолчал и наконец заговорил.
– Должен вам сказать, сударыня, вы поторопились, – сказал он, устремив на сестер взгляд, который говорил о серьезности их проступка, быть может, граничившего даже с преступлением.
Я не удивился, ибо ничего другого и не ждал. Младшая сестра покраснела; она была смущена, но отчасти и раздосадована.
– Да, сударыни, вы поторопились, – повторил он.
– Ах, да что ж тут дурного? – сказала младшая, несколько оробев, хотя сквозь эту робость проглядывало негодование; – он славный юноша, насколько можно судить; он ищет места, я его встречаю на улице, он оказывает мне услугу, провожает меня домой, нам нужен слуга, мы его берем. Чем мы оскорбили господа? Я думала, напротив, что проявила милосердие и признательность.
– Все это так, сестра, – возразила старшая, – но наш духовный наставник лучше знает, что хорошо, а что плохо, и мы должны слушаться его. По правде говоря, когда вы предложили взять молодого человека к нам на службу, мне это не очень понравилось: я словно почувствовала, что господин аббат будет недоволен и, видит бог, сразу решила, что мы поступим так, как скажет наш духовный руководитель.
Речь эта не убедила младшую; она молчала, но ее надутое лицо говорило: «Не вижу тут ничего дурного».
Священник не прерывал старшую сестру, но был явно уязвлен молчаливым упорством младшей.
Тем не менее он, приняв спокойный и благожелательный вид, обратился к ней с такой речью:
– Милая барышня, послушайте меня; вы же знаете, как ревниво я пекусь о вас обеих…
Это попечение святой человек распределил, однако, таким образом, что младшей досталось не меньше трех четвертей с половиной, и только в последнюю секунду, спохватившись, он уделил остаток старшей, ибо поначалу совсем о ней позабыл.
