Меня извели качка и однообразное мелькание деревьев и белизна утомила. Стало немного легче от сознания, что если есть оленьи копыны, то и стадо уже недалеко – близка посадка.
А вертолет, как пущенная юла, продолжает ходить кругами. Мелькнула занесенная снегами зимовейка. Ну да, та самая, на Вювю. Словно обожгло внутри, всколыхнулось сердце. Как давно все это было…
Вот он приток, по которому летом я снова поднимался к Туруланде с Ганалчи. Еще не предполагая, что буду свидетелем последнего на этой земле события, о котором до сих пор никому не известно. Последнего…
Внизу на реке легкие петли оленьих следов и ровный, пересекающий их след волка.
И вот они, олени. Посреди белой Туруланды. Две оленухи прижались к крупному оленю, который чуть-чуть боком сторонится налетающего на них грома. Шеи у всех трех длинные, головы высоко подняты – гордые. Дикие. Свободные.
И снова белый простор, заштрихованный лиственками, и нет никакой надежды, что в этой пустыне мы отыщем малое стадо домашних оленей, людское жилище.
Но вдруг, вывалившись из-за хребта, с широкого виража врываемся в стадо. Животные переполошенно бегут прочь, но ни жилья, ни людей не видно. Садимся в прищупку. Командир выбрал просторную плешинку, то ли марь, то ли приток Туруланды.
Боря выпрыгивает за борт и по грудь уходит в сугроб. Обтаптывается, отыскивая острым щупом твердь под снегом. Кричит, багровея лицом, и машет руками:
– Можно сидеть!
Вертолет оседает в снег по самое брюхо, под выхлопными трубами тает, чернеет снег.
– А люди где? – спрашивает Кеша, перестав бодаться с бочкой, протирает заспанные глаза.
«Вот мы и свиделись снова, Туруланда, – думаю я. – Где-то все тут и было. Где-то тут, где-то тут», – стучит в висках кровь.
– Привет аборигенам! – кричит Борис.
По сугробам, утопая почти по грудь, проминается эвенк, скаля зубы и улыбаясь.
– Ты что, тут один? – спрашивает из кабины командир.
– Еще другой есть, Васка, брат мой. И Коля Бобыль, и я с бабой… Дети есть, мои дети. – Весело смеется. – Васка болеет, однако, грипп у него. Эпидемия. Айда чай пить!
– Тебя-то как звать? – спрашивает Борис.
– Шурка.
– А волки есть?
– Волки есть.
– Ну, тогда показывай, мы их всех побьем…
– Покажешь их, – смеется Шурка, – они ух какие хитрые! Умные, сволоть! Умнее человека…
– Тебя – да! – острит Борис.
Но Шурка не обижается, а, наоборот, очень доволен остротой. Идем пить чай.
В снегу пробита достаточно широкая дорожка. По ней, обогнав всех, Шурка катит санки, в которых молча и солидно сидят его дети – двое. Кеша спешит за Шуркой, а следом весело и шумно идут вертолетчики. Я отстаю.
