— Ваше сиятельство, раз вы уже все равно не спите, давайте я помогу вам одеться и вы выйдете, чтобы посмотреть… Они меня не слушают. Мсье Шастейль привез такую ужасную ткань для портьер, что комната будет напоминать… публичный дом!
— А ты знаешь, что это такое?
Соня потянулась в кровати, подставляя себя заботливым рукам служанки.
— Знаю, приходилось видеть, — скупо проговорила Мари; в голосе ее прозвучала обида: госпожа напоминала ей о не самых светлых моментах ее жизни.
Соня вовсе не думала о чем‑то напоминать нарочно. Но ведь и в самом деле совсем недавно Мари была подручной Флоримона де Барраса — потомственный аристократ занимался тем, что похищал юных девушек и продавал их в публичные дома не только Франции, но и за ее пределы…
Еще один штрих в рассуждения Разумовского о подлинных и неподлинных аристократах.
— Послушай, — Соня подставила было руки под струю воды — Мари поливала ей из кувшина, — а откуда у Жана деньги? У нас благодаря щедрости командора де Мулена было немного золота, но хорошо бы его хватило на покупку еды до того, как придут подводы с бревнами. Неужели он занял деньги у Пабло Риччи? Да с ним мы и так не враз расплатимся.
— Не знаю, — пожала плечами Мари, — он ничего мне не говорил.
— Ну хорошо, — Соня промокнула лицо какой‑то белой тряпицей, — я сама разберусь, что откуда берется.
— Мадемуазель Софи, из дома сеньора Пабло нам прислали свежее молоко и хлеб — можно позавтракать. А потом я хочу попросить вашего позволения сходить на рынок. Что же, мы так и будем все время сидеть на шее доброго сеньора?
— Я и сама догадалась, — нахмурилась Соня, — могла бы и не упрекать меня в неблагодарности.
— Упрекать? — пролепетала испуганная Мари. — Да разве бы я посмела?
— Ладно, я шучу.
— Умоляю, ваше сиятельство, не шутите так!
Губы у Мари дрогнули. Соня вздохнула.
— Долго ты еще будешь пугаться моего настроения? Как бы я ни сердилась на тебя, в каком настроении ни просыпалась, я никогда не прогоню тебя. Поверь, никогда.
Мари попыталась поцеловать ее руку, но Соня ловко увернулась и направилась в сторону кухни.
— А вот этого не надо.
Она присела около стола, наблюдая, как Мари наливает ей в кружку молоко.
— И обожди пока с рынком, — проговорила Соня, уплетая свежий хлеб и запивая его молоком. — Вначале выясним, откуда у нас появились деньги и сколько их, а потом мы с тобой посоветуемся, на что их тратить.
Мари сразу приободрилась. Она, заступив на службу к княжне, теперь все время побаивалась, что прогневает ее, но тихоней все же не была. И в глубине души она все же была девушкой гордой, хотя еще Флоримон смеялся над нею: «Мари, не по чину тебе гордость».
