Не могу толком объяснить, что произошло потом. Но все, привидевшееся мне, в тот короткий миг не было загадочным, все имело логику и смысл. И меня не удивило, когда между котом и его преследователями вознеслась стена песчаного шторма.
И когда берег встал на дыбы, когда содрогнулось дно морское, португальцев точно ветром сдуло – ветром, поднявшимся неожиданно мощно, пригнувшим верхушки пальм. Обезумевшие волны вмиг домчали шлюпки до каравелл, на которых метались ошеломленные вахтенные, готовясь к отплытию.
Ветер хлестал им в корму. Они едва успели поставить паруса – остров буквально вытолкнул их из своего теплого моря. И воцарилась тишина, по крайней мере, так показалось мне после буйства невиданной стихии.
Баюн, распластавшийся на песке, медленно встал и отряхнулся, взирая на меня как бы с опаской.
– Уже все? – уточнил он и закашлялся, отплевываясь.
– Все, – хрипло подтвердил я и тоже закашлялся, отплевываясь. Песку у меня в шерсти застряло пуда три. На языке примерно столько же.
Паруса каравелл уже исчезали в пронзительной синей дали.
– Спасибо, Чудо.
– Не за что. Идем, посмотрим, чего там Платон и Рудя притихли…
Все случившееся в тот день на берегу имело для меня большое значение. Во-первых, это была первая, если не считать авантюры Отто Цвейхорна, серьезная попытка проникновения людей на остров Радуги. Во-вторых, это было свидетельство того, что Заллус, хоть и наврал мне, но не во всем…
Не иначе как Рудю укусила какая-то португальская муха, завезенная каравеллами. Не поручусь, что именно из недавних событий так сильно повлияло на него, но когда мы полдничали под навесом во дворе терема и Платон нахваливал нас с Баюном, саксонец сидел тихо, а потом вдруг напустился на кота:
– Ты не имейт прав так поступайт.
– О чем ты, Отто?
– Ты сделаль нехорош. Ты говориль с португальцы так, будто ты есть Бог.
– Ну вот еще! С чего бы я, нормальный волшебный кот, стал претендовать на чужого бога? Мы, баюны, поклоняемся природе, для нас даже язычество – это чистой воды аллегория.
– Ты обманивайт! Ты показаль свой истин лицо! – патетически загремел фатерляндец. – Ты говориль об основы христианский вера! Язычник не иметь прав…
– Рудя, выпей чего-нибудь холодного, остынь, – насупившись, посоветовал кот.
– Я есть Рудольф!
– Ну и прекрасно! Только я не пойму, с чего такие наезды, в натуре?
Это он от меня нахватался. Честное слово, я не собирался никого учить современному лексикону! Пускай этим занимаются все герои книг – я, кстати, никогда не понимал их страсти засорять речь других эпох и пространств. Персонажи ранней фантастической традиции привносили в иномиры то, чем гордилась их родина – прогрессивное мышление, технические новшества. А литературный герой нашего времени привносит только собственный дурной вкус. Он обучает «дикарей» слегка приблатненному лексикону, подобно тому как детсадовец, разузнавший нехорошее слово, делится им со сверстниками. Замусоренная речь – единственный багаж, который он берет с собой в фантастическое путешествие. Больше ему нечем гордиться, больше нечем представить в гостях свою эпоху…
