– Эх, Саныча на тебя нет – он бы тебе мозг скушал! – огрызнулся Ладонин.
– Да что вам всем мой мозг-то дался! – не выдержал опер.
Он поспешно развернулся и – надо ж такому случиться! – ударился бедром о стол, на котором стояли цветы. Неуклюжая попытка подхватить их завершилась тем, что все окончательно слетело на пол вместе с водой и вазой. Некрасов зло швырнул цветы на опустевшую поверхность.
Наблюдая за его неуклюжестью, все демонстративно молчали. Лишь плоский экран телевизора, который так никто и не догадался выключить, продолжал вешать:
«Эта большая свобода, как позитивного, так и негативного действия, а не аморфность и недоразвитость. А именно так искривленно понимают русскую цивилизацию. Такие слова как „мессия“, „предтеча“… И, вопреки власти, на огромные континентальные пространства личность уходила не в пустыню, как думают в Западной Европе…»
– Жаль, не довелось дослушать о вселенской полноте, – слегка сплюнул Ладонин и под присмотром сотрудников вышел из кабинета…
Пока на служебной машине ехали в прокуратуру, также не проронили ни слова. Лишь на Невском, когда «Волга» была вынуждена уступить место двум джипам «Лендровер», Игорь не выдержал, усмехнулся:
– Формула проявления власти: у кого машина больше, тот и прав.
И тут же пояснил:
– Это я о константе русскости в контексте той передачи, что не дали дослушать…
Войдя в прокурорский кабинет, Ладонин сразу закурил, обосновав свою бесцеремонность так:
– Ведь если стоит пепельница, то курение не возбраняется. Верно?
– Верно, – ответил следователь.
– Теперь хотелось бы узнать как можно больше информации по изъятой у меня чаше, – затянулся Ладонин.
– И я такого мнения. Вот только мне хочется не вам рассказывать о том, что я знаю, а самому бы поинтересоваться. От вас, – ответил следователь, забивая в компьютер паспортные данные Ладонина.
– Уходить на 51-ю не буду. Вазу подарили. Кто? В суматохе. Пока не знаю, – кратко сформулировал свою позицию Ладонин, добавив под конец: – Но узнаю!
– И что тогда? – заинтересовавшись, оторвался от монитора следователь.
– Хлопоты бубновые начнутся у юмориста… и пиковый интерес… В смысле: он думал, что в Париже ложки, а оказались вилки.
– Серьезное заявление.
– А шутки закончились. Ваза-то с убийства, очевидно?
– Господь с вами! Она с музея, – оторопел следователь.
– Извиняюсь: часом, не с Эрмитажа?
– С него самого.
– Приплыли тапочки к обрыву… Но все равно лучше, чем с убоя.
– Конечно, лучше! – констатировал прокурорский. – И вот на этой оптимистической ноте мы и начнем наш допрос.
