Каменщик | страница 28
Когда в Эстонию пришла Советская власть, коммивояжерские ухватки Рамбенса оказались ненужными. А тут подвернулась возможность продать за границу большую партию меха, которую глава фирмы, где Рамбенс прежде работал, припрятал в подвале своего дома. Попался. Судили. Направили в лагерь. И как раз началась война. До самого 1945-го пробыл в заключении.
Даже закоренелый преступник хочет в лихую для Родины годину считаться ее сыном. И Рамбенс записывает в своих показаниях: «По-своему, кое-что, совсем немного, но сделал для победы. Все у нас в лагере, даже самые заядлые негодяи, в первые же месяцы войны стали строителями. Нас использовали на сооружении оборонительных рубежей. Работали как надо. Каменщиком первой руки я сделался именно тогда».
Выходит, не всю свою сознательную жизнь, как утверждал Рамбенс в прежних показаниях, он «только и делал, что занимался мехами». Каменщик — профессия всегда дефицитная. А после войны — тем более. Сколько восстанавливаемых заводов ждали Рамбенса, сколько новых строек!
Но, отбыв наказание, он не захотел пойти на стройку. Устроился в артель «шабашников». Ходил по разрушенным войной селам, наживался на горе людей.
Пережитки живучи, кто станет отрицать. Но вовсе не обязательно должны были они принудить Рамбенса — он сам задумал такое! — в 1947 году подговорить «шабашников», чтобы те разобрали ночью стену промтоварного склада на окраине Киева. Тогда он взял себе только пять чернобурок и благополучно скрылся. А сообщники позарились на добро, и, пока накладывали мешки, их задержали.
Но Рамбенс тоже не миновал тюрьмы. Украинская милиция взяла его при первой же попытке продать краденое. Тогда, видно, он и зарекся действовать без «сбытчика». Сбежал из лагеря еще до отбытия срока. Нашел сообщников. И опять воровал. И вновь попадал под стражу. Нелегальная жизнь научила его шакальей осторожности. В последние полтора года он, объединив все свои профессии, изредка грабил меховые магазины, отсиживался у сообщников, реализуя с их помощью «мягкое золото».
— Смотрите, Завенугин, какая серьезная уголовная практика у вашего напарника. Даже вам не чета. За прошлые преступления, за побеги из лагеря и ограбления меховых магазинов вы знаете, что Рамбенсу положено?
— Как не знать? Совокупность.
— Вот, вот. Учитываете? Может быть, лучше именно сейчас, а не потом признаться, в чем виноваты вы сами?
Завенугин моргал, ежился, но выжидал. Да и понять его опасения было нетрудно. Пока молодой следователь, сидевший перед ним, даже не намекнул на какие-то конкретные сведения о совершенном им, Завенугиным. Чего же ради он будет душу перед ним открывать? Так что сначала, гражданин хороший, выкладывайте свои козыри, а потом мы будем решать, с какой карты нам лучше ходить.
