- Где же выход, отец?
- У нас есть надежда. Эта надежда - Русь.
- Отец, я не понимаю тебя!
- Да, сын, Русь. Дважды ходил я в земли русов с войском. Много раз - с посольствами прежних повелителей. Видел я русов в бою и в работе. Никто так не привязан к своей земле, как они. Сто и сорок лет ордынцы несли им разорение и погибель, они же сегодня сильнее, чем при Батые. Орда заставила их князей быть вместе - хоть этим я сегодня утешаюсь. Одну-две битвы Орда еще может выиграть, но все равно Руси ей не одолеть. Сейчас на Русь нападают со всех сторон - и мы, и Литва, и немцы, и шведы - русы же только защищаются, а враги начинают их бояться. Зачем бы Мамаю собирать такие силы против Москвы? Я, старый воин, говорю тебе, сын: сегодня такого войска, как у Димитрия, нигде нет. Если Москва соберет всех удельных князей вместе - от Орды и ее союзников полетят клочья. Куда нам тогда деваться? Мы ведь на этой земле - пока гости. У Орды еще нет глубоких корней, и живем мы по-волчьи, выскакивая из своего логова, хватая добычу и снова прячась. А на сильного волка всегда найдется волк сильнейший. Из степи идут новые племена, они уже терзают Орду. Русь не столкнешь с земли - ее корни в ее древних и новых городах и погостах, в ее церквах, в ее песнях и сказках, которые, как и люди, имеют одну вечную родину. Орда выживет, если прислонится к Руси, вольет в нее свою кровь, и эта кровь даст великих сыновей - не важно, будут они именоваться русами или татарами. Но ордынские ханы и мурзы боятся этого. Они считают себя властелинами мира, перед которыми все должны трепетать. Ордынский барс впадает в безумие - он терзает буйвола и не видит, как высоко вознеслись рога и как глубока пропасть. Наверное, зверь иначе не может, но мы-то люди!
- Отец, но разве у русов нет ненависти к Орде?
- Много ненависти, сын. Было бы непонятно, если б ее не было. Довольно одного Батыя, чтоб нас возненавидеть на тысячу лет. А сколько их было, батыев помельче!.. Я сам - тоже… Но ты слушай, Иргиз. Мне говорили: после Вожи русы не мстили нашим. И рабам-ордынцам у московских бояр живется лучше, чем русским рабам в Орде. Думай об этом, сын… Я знаю, почему русы незлопамятны. Для них люди другого племени - тоже люди, как они сами. Такой народ очень силен. Как бы Мамай не увидел вторую Вожу, только более страшную?
- И все-таки я боюсь твоих слов, отец. Я подумал о нашем рабе Мишке. Это он станет выше ордынских наянов?
- Ты видел пока русов только в цепях. В Москве ты увидишь их без цепей. Тогда поймешь меня. Ты ведь умеешь думать, а в наше время - это большое достоинство… Когда Русь сбросит иго, она вернет свои земли, отнятые соседями, станет большой и могучей. Я думаю, многие народы, ныне жестоко теснимые, тогда придут к ней искать защиты от сильных врагов. В том союзе племен найдется место и нашему народу - вот в чем наша надежда. И я хочу, чтобы до тех времен дошла хоть одна весть, что в наши безумные дни были ордынцы, непохожие на Батыя и Мамая… Что так смотришь, сын? Думаешь, один я пришел к этой мысли? Если бы старые воины, ходившие со мной в русские земли, обнажили свои мысли до той наготы, до которой обнажает перед мужем свое тело любящая жена, ты услышал бы от них похожие слова.
