– А я думаю, что по этой же причине я обращался с тобой иначе, чем с Микаэлой или Жаклин.
Поппи смотрела на безукоризненные черты его лица, на шелковистые волны каштановых волос… и у нее перехватило дыхание. Скажи: «Я люблю тебя», беззвучно попросила она. «Скажи!»
Но пока их ничто не связывало. И Джеймс не подал виду, что понял ее. Он вдруг стал резким и деловитым.
– Нам лучше начать сейчас же, – сказал он, поднялся и задернул занавески. – Дневной свет уменьшает силу вампиров.
Поппи воспользовалась паузой, чтобы подойти к музыкальному центру. Звучала как раз голландская застольная песня. Под эту музыку, пожалуй, смогли бы плясать нидерландские шкиперы, но ее вряд ли можно было назвать романтичной. Поппи нажала на кнопку, и пространство комнаты заполнила печальная португальская мелодия.
Она задернула легкий полог кровати, и они с Джеймсом оказались в собственном маленьком мире, сумрачном и уединенном.
– Я готова, – тихо сказала она, и Джеймс наклонился к ней.
Даже в полутьме она чувствовала гипнотизирующее воздействие его глаз. Они казались окнами в другой мир, далекий и волшебный. «Мир ночных людей», – подумала она, и подняла подбородок, когда Джеймс заключил ее в свои объятия. В этот раз она ждала прикосновения его клыков, и оно показалось даже приятным. Но лучше всего было то, что их мысли снова слились в немой беседе. Чувство единения, целостности пронизывало ее подобно звездному свету. Она снова чувствовала, как они проникают друг в друга, сливаются воедино, растворяются… Она чувствовала, как ее пульс бьется в нем.
Ближе, ближе… И тут она почувствовала, что ее отталкивают.
Джеймс? Что случилось?
Ничего, ответил он, но Поппи чувствовала, что это неправда. Он пытался ослабить крепнущую между ними связь. Но почему?
Поппи, я ни к чему не хочу тебя принуждать. То, что мы чувствуем, – искусственно…
Искусственно? Это самое подлинное чувство, которое она когда-либо испытывала. Оно более настоящее, чем сама реальность. Она почувствовала ярость на Джеймса и обиду за то, что он лишил ее радости.
Я не это имел в виду, ответил он, и в его мыслях было столько отчаяния. Просто ты не можешь устоять перед кровной связью, и не смогла бы, даже если бы ненавидела меня. Это нечестно…
Поппи нисколько не волновало, честно это или нет. Если не можешь сопротивляться, зачем тогда это делать? ликующе спросила она.
Они теснее прильнули друг к другу, и их захватила волна чистой звенящей радости.
«Кровные узы, – думала Поппи, когда Джеймс наконец поднял голову. – Теперь не имеет значения, если он так и не скажет, что любит меня, теперь мы связаны узами, крепче которых нет». И сейчас она укрепит эту связь, принимая его кровь. «Попробуй, воспротивься этому», – подумала она… и смех Джеймса застал ее врасплох.
