Поппи почувствовала внутренний трепет. Ее решимость испарилась, она по-прежнему боялась, но теперь уже последствий того, что они делают. Ее пугали изменения, которые происходили в ней самой.
Единственное, чего я не понимаю, почему ты не делал этого раньше, – она легко произнесла эти слова, но, выговорив их, осознала, что вопрос этот важный.
– Я хочу сказать, ты ведь делал это с Микаэлой и другими девушками, да?
Джеймс отвел взгляд, но ответил не раздумывая:
Я не обменивался с ними кровью, хотя и пил их кровь.
Но не мою.
Да, это так. Как тебе это объяснить?
Он взглянул на нее.
– Дело в том, Поппи, что кровь можно пить по-разному. Мы делаем это только, чтобы не умереть от голода. Так гласит Закон, и Старейшины строго следят за его соблюдением. При этом полагается испытывать только удовольствие от охоты. И это все, что я чувствовал… раньше.
Поппи кивнула, хотя и осталась недовольна этим ответом. Она не отважилась спросить, кто такие Старейшины.
Кроме того, это очень опасно. Если это делать с ненавистью, то можно убить человека.
Поппи стало почти смешно.
Ты не способен на убийство.
Джеймс пристально посмотрел на нее. На улице было облачно, и по комнате разливался тусклый белесый свет. Джеймс казался необычайно бледным, его глаза вновь приобрели серебристый оттенок.
– Я убил, – мрачно, без всякого выражения сказал Джеймс – Я убил человека. Мы не обменялись кровью, и этот человек не смог стать вампиром.
– Когда у тебя должна была быть причина, по которой ты этого не сделал, – просто сказала Поппи.
Джеймс так посмотрел на нее, что она вздрогнула.
– Я знаю тебя.
Она знала и понимала его, как никого на свете.
Джеймс отвел глаза.
– У меня не было причины, но были… смягчающие обстоятельства. Можно сказать, меня принудили. Но меня до сих пор мучают кошмары.
Джеймс казался печальным и усталым.
«Это царство одиночества, и оно полно тайн, – подумала Попп». – И Джеймс должен был хранить самый страшный секрет, хранить от всех, даже от нее».
– Это ужасно! – воскликнула Поппи, совершенно забыв о том, что их могут услышать. – Я хочу сказать, это ужасно: всю жизнь держать это в себе, никому не открыться, все время притворяться…
– Поппи! – Джеймс вздрогнул от охватившего его волнения. – Не надо…
– Не надо тебя жалеть? Он покачал головой.
– Раньше меня никто не понимал. Немного помолчав, он добавил:
– Как ты можешь волноваться за меня, когда с тобой самой случилось несчастье?
– Думаю, потому что ты мне не безразличен.
