— Потому что пообщаешься с такими, как он, и станешь таким вот…
Эта невразумительная тирада должна была означать, что Филимонов отдавал себе отчет в том, что ведет он себя ненормально и обвиняет в этом не кого иного, как Аткарского.
— Он что, тебя загипнотизировал? — продолжал Патрушев.
— Он? Загипнотизировал? — рассмеялся Филимонов, и тут же смех его так же резко оборвался как и начался:
— Впрочем, да, наверное…
— Ты же был нормальным человеком! — У Патрушева начала прорезаться истерика. — Что с тобой произошло?
— Деньги порой заставляют изменить свое будущее. Я стал другим, и меня больше не устраивает эта планета.
— То есть, как я поняла, реальность вступила в полное противоречие с твоими внутренними установками? — по-иному расшифровала Лариса слова Филимонова.
— Глупые вы люди! — неожиданно взорвался Филимонов. — Ничего вы не понимаете! Аткарский — это слуга Сатаны.
— Я ничего дурного не имела в виду: что ты так расстраиваешься? — продолжала упорно гнуть свою линию Лариса.
У нее было предчувствие того, что она стоит близко перед разгадкой тайны убийства Аткарского и исчезновения Оли-шизофренички. В поведении Филимонова она с самого начала заметила глубокие отклонения от нормы. Он постоянно менял свои амплуа в общении, будто играл какие-то роли: то изображая страсть и истеричность, то погружаясь в безразличие и депрессию. Все это свидетельствовало о том, что этот человек замешан в интересующих ее делах. Вот только как направить разговор в нужное русло? Похоже, Филимонов невменяем. Только почему это случилось так быстро, так внезапно? Ведь всего какую-то неделю назад он был совсем другим, тогда, на тусовке в «Салюте»!
— А почему бы мне не порасстраиваться?! — встал в позу Филимонов. — Два трупа за одну неделю — это мало?
— Почему два? — ошарашенно спросил Патрушев, игнорируя знаки Ларисы молчать.
— Почему два? — переспросил Филимонов, переводя злые глаза на приятеля. — Потому что так надо!
Надо отрезать язык, чтобы не болтали чего лишнего!
— А кому это было надо? — почти ласково спросила Лариса.
— Этого я не знаю, — плечи установщика сигнализации безвольно опустились.
А потом Филимонов неожиданно истерично рассмеялся и не мог остановиться в течение полминуты.
А Ларисе не давала покоя мысль: у нее все звучали в голове слова Григорьича о том, что они, братки, никогда бы не стали делать лишних движений и вырывать язык мертвому человеку. Действительно, зачем?
— А чего Аткарский болтал лишнего? — спросила Лариса.
