Иное дело — прямоугольные города, где не подводит школьная геометрия. Манхэттен нарезан своими авеню на такие же аккуратные кубики, как Васильевский остров — своими линиями, и в обоих случаях знаешь, что свернуть четыре раза налево — все равно что никуда не ходить.
Но и эта прямоугольность обманчива, как обманчива нумерация страниц в книгах. Ведь иная книга так и норовит открыться не там, где закончил читать, а совсем в другом месте, то ли напоминая уже прочитанное, то ли показывая, что будет. И помимо расчерченной на квадраты земли, есть другие стихи города — они просто ждут, когда гуляющий отряхнется от прямоугольных мыслей и будет готов сыграть в классики посложнее школьных.
И когда он готов, они показывают ему свой гипертекст. Порыв ветра в Нью-Йорке кидает его из Азии в Европу — запах жареного риса из Чайна-тауна сменяется запахом пиццы из Маленькой Италии, отчего гуляющему вдруг приходит в голову выяснить, что находится между итальянским и китайским кварталами, потому что на карте Евразии между этими странами находится нечто огромное, как шестая часть суши, и загадочное, как душа его жителей. И если гуляющий будет упорным в своих поисках, он узнает, что в кривом зеркале Большого Яблока это «нечто огромное» отражено в виде Grand Street, Великой улицы — очень маленькой, безлюдной и заваленной мусором.
В городе на Неве прямоугольники разбивает вода. Стоит пройтись пять минут по набережной — и правильный лист бумаги в клеточку превращается то ли в кораблик, то ли просто в рисунок гуашью, где плавные линии и яркие краски делают сетку клеточек незаметной, и уже не так сильно хочется идти умирать на Васильевский остров.
Но кроме размеченной улицами земли и несущего запахи воздуха, кроме стачивающей гранит воды и манящих ночных огней, есть еще одна, самая загадочная стихия, определяющая нетривиальные городские маршруты.
Первый раз такое случилось со мной, когда мне было десять. Я хорошо запомнил тот день — пасмурное, типично питерское преддождевое небо, которое может висеть над головой этаким перевернутым морем кефира целый день или целое лето. Мы с другим пацаном из нашего дома, Юркой, идем из молочного магазина. Мы собирались пойти на свалку, но меня послали за молоком. И вот я, выстояв длинную очередь, иду с полным пятилитровым бидоном обратно, а Юрка со мной, за компанию — во дворе все равно делать нечего. Мы идем и болтаем о новой проволоке для рогаток, которую Юрка нашел утром на автобазе. Эта новая проволока не гнется так легко, как та, что мы отыскали вчера, и рогатки выйдут на славу.
