Гуарани | страница 51
— И к тому же жена моя привыкнет к виду этого зверя и не будет так бояться ягуаров.
Дон Антонио удалился.
Теперь его супруга могла привести в порядок волосы и заняться праздничной прической: она одержала большую победу.
Пери в конце концов будет изгнан из этого дома, где — она была в этом убеждена — ему вовсе не следовало и появляться.
Сесилия между тем после разговора с отцом направилась в сад. Тут она столкнулась с Алваро. Задумчивый и озабоченный, он расхаживал взад и вперед.
— Дона Сесилия! — воскликнул молодой человек.
— Оставьте меня, сеньор Алваро, — ответила Сесилия, даже не остановившись.
— Чем же я вас обидел, что вы так со мной суровы?
— Простите меня, мне тяжко. Вы ничем меня не обидели.
— Я совершил проступок…
— Проступок? — удивленно спросила девушка.
— Да, — ответил кавальейро, опуская глаза.
— О каком проступке вы говорите, сеньор Алваро?
— Я ослушался вас.
— О, это непростительно! — сказала девушка, слегка улыбнувшись.
— Не смейтесь надо мной, дона Сесилия! Если бы вы только знали, как меня это мучит! Я тысячу раз уже раскаивался в том, что совершил, и все-таки чувствую, что способен повторить то же самое.
— Сеньор Алваро, вы совсем забыли, что я не знаю, о чем идет речь. Какое непослушание?
— Помните, вы вчера велели мне приберечь одну вещь, которую…
— Да! — оборвала его девушка, покраснев. — Вещь, которая…
— Которая принадлежит вам и которую, вопреки вашей воле, я вам вернул.
— Как так вернули? Ничего не понимаю.
— О, простите меня! Я поступил дерзко! Но…
— Но я просто ничего не могу понять! — воскликнула девушка, начиная терять терпение.
Алваро превозмог наконец свою робость и в нескольких словах рассказал о том, что он сделал прошлой ночью.
Сесилия слегка нахмурилась.
— Сеньор Алваро, — сказала она с упреком, — вы поступили дурно, очень дурно. Пусть, по крайней мере, никто об этом не знает.
— Клянусь честью!
— Этого мало. Вы должны взять обратно то, что вы туда положили. Я не стану открывать окна, пока там будет лежать вещь, принять которую я могла бы только от отца и к которой я даже не вправе прикоснуться.
— Сеньора! — пробормотал удрученный молодой человек, побледнев.
Сесилия подняла глаза. Она увидела на лице Алваро столько горя и отчаяния, что сердце ее смягчилось.
— Не корите меня тем, что произошло, — сказала она кротко, — во всем виноваты вы сами.
— Я знаю и ни на что не жалуюсь.
— Поймите, не могу я принять этого подарка. Потому-то я и просила вас сохранить его на память.