— Пери! — воскликнула Сесилия, которую рассмешила эта догадка.
— Вот именно! Перед тобою два пленника, оба они живут, чтобы удовлетворять твои прихоти, и ты недовольна, что не видишь третьего, самого безобразного и нелепого.
— А и в самом деле, где же он? Ты его не видала?
— Нет, понятия не имею, куда он делся.
— Он ушел третьего дня вечером. Уж не случилось ли с ним какой беды! — воскликнула девушка в тревоге.
— Что ты, какая там беда? Он же каждый день на охоте, бегает себе по лесу как зверь!
— Верно, только никогда еще он не уходил так надолго из дома.
— А что, если он стосковался по своей прежней свободе?
— Ну нет! — порывисто вскричала Сесилия. — Не может быть, чтобы он ни с того ни с сего нас покинул!
— Зачем же тогда он отправился в сертан?
— А ведь, пожалуй, ты права…. — встревоженно сказала Сесилия.
Она опустила голову и загрустила. Взгляд ее упал на олененка: его черные глаза смотрели на нее со всею нежностью и кротостью, которыми их одарила природа.
Девушка протянула руку и прищелкнула пальцами. Услыхав этот звук, ее четвероногий любимец подпрыгнул от радости и уткнулся головою в подол ее платья.
— Ты-то не убежишь от своей хозяйки, правда? — сказала она, гладя рукой его атласную шерстку.
— Не огорчайся, Сесилия, — ответила Изабел, стараясь развеять ее грусть, — попросишь дядю, он поймает тебе другого индейца. Увидишь, тот будет получше, чем твой Пери.
— Знаешь, дорогая, — сказала Сесилия, и в голосе ее послышался упрек, — ты очень несправедлива к этому бедняге. Он же не сделал тебе ничего худого.
— А как же еще прикажешь относиться к дикарю, у которого темная кожа и красная кровь? Разве твоя мать не говорит, что индеец — это животное вроде лошади или коровы?
Слова эти были сказаны с горькой иронией, и дочь Антонио де Мариса эту иронию поняла.
— Изабелл! — воскликнула она с обидой.
— Я знаю, что ты так не думаешь, Сесилия; твоему доброму сердцу не надо видеть цвет кожи, чтобы узнать душу. Но другие! Что я, по-твоему, не замечаю, с каким презрением здесь относятся ко мне?
— Я уже не раз тебе говорила, что это только так кажется, все здесь тебя любят и уважают.
Изабелл покачала головой:
— Можешь сколько угодно меня утешать, но ты же сама видишь, что это не так.
— Ну, если на минуту моя мать вспылила…
— Минута эта оказалась очень длинной, Сесилия! — ответила смуглянка с горькой усмешкой.
— Но послушай, — возразила Сесилия, обняв Изабелл и притягивая ее к себе, — ты ведь хорошо знаешь, что моя мать очень строга со всеми, даже со мной.
