— Ну так вот, — решительно сказала Таня, — мы с вами все насчет взяток толковали. Ребят надо выкупить.
Они понимали: сумма потребуется солидная. Пришлось продать кое-какие вещи. Таня отдала Тамаре все, что у нее было.
Вместе отправились они к обнесенному несколькими рядами «колючки» лагерю. Тане очень пригодился немецкий язык, помог договориться с охранниками. Торговаться пришлось долго — с них запрашивали вдвое больше, чем они могли дать. Все же наконец дети были освобождены.
Дрожащие, напуганные, шли Марат и Лена, крепко вцепившись в Тамарино пальто. И, наверно, одного не могли понять: отчего беспрерывно утирает слезы тетя Тамара, отчего так расстроена тетя Таня.
Лица, лица… Молчаливые, безмолвно ждущие дети. Дети, которым некого ждать, за которыми никто не придет, кроме фашистских охранников, потому что близкие их погибли, уничтожены…
Рядом, здесь были Марат и Лена, но там, за проволокой, остались десятки таких же детей, как они, и помочь им было невозможно…
Грязных, голодных, исхудавших до неузнаваемости Лену с Маратом привезли в Тамарину квартиру, выкупали, переодели. Однако радость была недолгой. Спустя несколько дней полиция опять узнала о детях.
Во дворе появились полицаи. Старший был уже пьян. Карманы у него оттопыривались — иногда он вынимал горсть мятых бумажных денег, разглядывал не без удовольствия и вновь распихивал по карманам.
Двое других расспрашивали во все горло, где тут находится квартира Синицы, укрывающей незаконно чужих детей.
Куда было девать Лену с Маратом? Еще минута-две, и полицаи вломятся в квартиру.
Детей успели спрятать. Их положили на кровать, накрыли пышной периной, сверху набросили покрывало.
Войдя в комнату, старший полицай застал двух мирно беседующих женщин. Одна из них, помоложе, сидела на аккуратно прибранной кровати. Кто-то возился за занавеской. Полицай заглянул туда: седая женщина мыла посуду, на полу играли двое малышей. Седая женщина спокойно вытерла фартуком руки, достала из ящика кухонного столика две метрики. Полицай прочитал их, крякнул, вышел из-за занавески.
Сидевшая на постели молодая женщина доброжелательно улыбалась.
— Встать! — пробормотал подвыпивший полицай.
— Перед начальством — с удовольствием, — вскакивая с постели, ответила Таня.
— Где здесь дети? — спросил полицай.
— Вы же их видели. А у меня никаких детей нет. Когда появятся, приглашу вас на крестины, господин начальник.
Пьяный расхохотался. Ему льстила уважительность, с какой его тут принимали.
