— А с пропиской как же? — спросила Таня.
— Хозяйка говорит, пока обойдется, а там она меня пропишет. Знаешь, туда к нам на квартиру немец один ходит, унтер. Он военной столовой заведует, продукты всякие таскает…
— Немец, говоришь, ходит? — опасливо переспросила Таня.
— Хозяйка сказала, он не опасный. Сам побаивается, как бы на него не донесли. Им ведь запрещают у наших ночевать, а он вообще чуть ли не переехал. Мне, Танечка, аусвайс необходим. Без него могут вызвать, в Германию угнать.
— Хорошо, Ната, погоди немного, устроим тебе аусвайс. Тогда наконец сможешь ходить увереннее. А дел-то у нас впереди хоть отбавляй!
Подруги простились, условившись о новой встрече. Таня не скрывала своей тревоги: пока что Наташе не слишком повезло с жильем и мало ли что могло случиться за эти дни.
А случилось то, что и новая квартира оказалась небезопасной. Как-то вечером дворник, вышедший во двор покурить, проболтался Наташе:
— Мне, барышня, велено за вами приглядывать и все про вас докладывать. Брат ихний, хозяйки вашей, силу большую имеет, вся полиция ему знакомая. Она от него не впервой жильцов уводит, вот он ее и недолюбливает, вроде бы всякий раз недобрал чего. Домовладельцем заделался! А мне — тьфу! От меня слова не дождутся, молчу. Однако лучше бы вам, барышня, ихнюю аусвайсу заиметь. Ведь нету? А вы постарайтесь. И вам покойнее, и мне тоже…
— Дворник прав, — согласилась хозяйка, когда Наташа ей все рассказала. — Нужно достать аусвайс, иначе не миновать неприятностей.
Наташа не стала передавать слова дворника о хозяйкином брате, но видела по ее лицу, что та сама прекрасно все понимает. Изможденная, в надвинутом на лоб темном платке, с просящим тревожным взглядом, она несла через всю жизнь ту тяжкую усталость, какая ложится на плечи вместе с чувством стыда, непрерывной тревоги за самых близких людей. Рос рядом брат, и всю жизнь ни на один день не оставляли ее эти горькие чувства: не дал он ей ни отдыха, ни радости. А она считала себя в ответе за него, за его поступки, один одного грязнее, и гнулась от стыда, от невозможности что-либо изменить…
Наташа с беспокойством думала и об аусвайсе, и о том, что хорошо бы устроиться на работу. Случай устроиться представился неожиданно.
Однажды ночью кто-то с силой рванул дверь комнаты, сорвал с крючка. На пороге стоял унтер из военной столовой, поклонник соседки. Он едва держался на ногах. Ощупывая стены, пошатываясь, унтер добрел до кровати, повалился на нее, буркнул пьяным голосом, чтобы его не будили до семи утра, и захрапел. Наташа пыталась дергать его за руку, объяснить, что он, по-видимому, перепутал дверь, но тот отвечал громким храпом.
