Мне говорят:
— Прячься, это, наверное, тебя.
Дверь открылась, и я прижалась к машине, прятаться некуда. Вскочил большой мужчина, в руках у него что-то тяжелое:
— Где она?
Ему показали на меня:
— Вот она…
Он даже к стенке прислонился.
— Тьфу! И убить некого, у самого такие, — повернулся и пошел.
А я как упаду на машину, как разревусь.
Мама работала в отделе технического контроля этого же завода. Завод наш делал снаряды к «катюшам», снаряды были двух калибров — шестнадцать и восемь килограммов. Корпус снаряда под давлением проверялся на прочность. Снаряд нужно было поднять, закрепить и дать нужное количество атмосфер. Если корпус был качественный, шкала зашкаливала, тогда снимали и складывали в ящики. А если некачественный, резьба не выдерживала, снаряды с воем вылетали и летели вверх под купол, а потом падали неизвестно куда. И вот этот вой и этот страх, когда снаряды летели, все забивались под станки. По ночам мама вздрагивала и кричала…
Шел сорок третий год, уже наши войска давно наступали, освободили Ростов. Я поняла, что мне надо учиться. Пошла к директору завода. В кабинете у него стоял высокий стол, меня из-за этого стола не видно. Говорю:
— Хочу уволиться с завода, мне надо учиться.
Директор разозлился:
— Мы никого не увольняем, военное время.
— Я ошибаюсь в нарядах, потому как неграмотная. Вот недавно человека обсчитала.
— Научишься. У меня людей не хватает.
— А после войны нужны будут грамотные люди, а не недоучки.
— Ах ты, козявка, — директор поднялся из-за стола, — все знаешь.
В школу я пошла в шестой класс, учебников не было, тетрадей не было, учителя нам рассказывали, а мы сидели и вязали носки, варежки, кисеты для армии.
Ждали конца войны, это была такая желанная мечта, что мы с мамой даже боялись о ней говорить. Мама была на заводе, а к нам пришли уполномоченные и у всех спрашивали: «Что вы можете дать в фонд обороны?» Спросили и у меня. Что у нас было? У нас ничего не было, кроме нескольких облигаций, которые мама берегла. Все что-то дают, а как это мы не дадим. Отдала я все облигации.
Помню, что мама, вернувшись с работы, меня не ругала, она только сказала: «Это все. что у нас было, помимо твоих кукол».
С куклами я тоже рассталась. Мама потеряла месячные хлебные карточки, мы погибали буквально. И мне пришла в голову спасительная идея попробовать обменять на что-нибудь мои две куклы — большую и маленькую. Отправились с ними на базар. Подошел старый узбек: «Сколько стоит?» Мы сказали, что нам надо прожить месяц, у нас нет карточек. Старый узбек дал нам пуд риса. И мы не умерли с голода. Мама поклялась: «Я куплю тебе этих кукол, как только мы вернемся домой».
