— Читал. Странно. Непонятно.
— В смысле — что непонятно?
— Айс, как вы думаете, я в состоянии отличить живого человека от убитого?
— Не знаю. Бывают очень неочевидные случаи. Даже для современной медицины это не до конца решенная задача.
— Это был очевидный случай, — тихо сказал Антон, — слишком очевидный. Иначе я вел бы себя иначе, можете мне поверить.
— А как вы себя вели? Простите, что вопрос бестактный, но это тоже важно.
— Ну, если важно… Начало я рассказал вам вчера. А потом… Я положил ее на пол. Зачем-то вынул обе стрелы и долго на них смотрел. В смысле, мне показалось, что долго, а на самом деле, наверное, секунды две. Потом еще раз посмотрел на нее. Кровь уже не текла и… В общем, она была очевидно мертва, без каких-либо сомнений. Тогда я взял мечи, спустился на первый этаж, подождал пока те, с улицы, вышибут дверь…. Дальше технические подробности. Не думаю, что это имеет значение.
— Да, действительно. Простите еще раз.
— Ничего. Первое время мне это снилось почти каждую ночь… Да и сейчас иногда… Можно было бы заблокировать эти воспоминания, но… Мне это кажется чем-то вроде предательства… Глупо, правда?
— Вы сильный человек, — заметил Бромберг.
— Вероятно, нет. Сильные люди обычно успевают. И давайте оставим эту тему. Я уже и так слишком разговорился. Лучше я у вас кое-что спрошу.
— Спрашивайте.
— Мертвые же не могут оживать? Я имею в виду, не какую-то кому, а хрестоматийную биологическую смерть организма.
— В том-то и дело, — ответил Бромберг.
— В том-то и дело, что не могут, или в том-то и дело, что могут? — переспросил Антон.
— С общепринятой научной точки зрения — не могут, — уточнил Бромберг, — это следует из целого ряда биохимических, биофизических и термодинамических причин.
— Тогда что значат все эти отчеты? Все эти идиотские оговорки вроде «следует отметить явное визуальное сходство» или «нельзя не признать значительного количества совпадений»?
Бромберг сделал еще глоток кофе, снова поморщился, и спросил:
— Как вы думаете, Антон, почему я так настойчиво пытаюсь запихнуть вас на Эвриту?
— А действительно, почему? Вам-то какое до этого дело?
— Сейчас объясню. Я занимаюсь так называемой, альтернативной наукой. Или, А-наукой. Это интересное дело, хотя и неодобряемое большинством. Настолько неодобряемое, что на нас при любой возможности вешают всех собак. Так, например, последние полтора года я вынужден был провести на Тагоре, в ссылке. За что — можете потом посмотреть в БВИ. Суть нашей принципиальной позиции: мы практикуем то, что в общепринятой науке, или Б-науке, либо запрещено, либо игнорируется, либо и так и так сразу.
