— Верно, похоже, попы говорят — последние времена настали, — понизив голос, начал корчмарь, — вот, Старые боги проснулись. Сперва Лесная, а потом, видать, и Рогатый проснется. Вот тогда всему и конец.
Румата стал лихорадочно вспоминать… Лесная… Рогатый… Старые боги… Мы же ни черта не знаем про то, что было до здешнего средневековья…. Чем была Метрополия до того, как, по преданию, Господь вышел к народу из Питанских болот… Местные попы, как водится сожгли все манускрипты, а заодно и всяких жрецов-колдунов. А ведь замечал же я, как темные крестьяне тайком оставляют кому-то в лесу у особых камней первый каравай хлеба и голову домашнего сыра… Замечал и забывал — мало ли какие суеверия у темного народа… Эх, историки, хвостом вас по голове…
А корчмарь ерзал и сопел — явно было у него еще, что рассказать, да вот думал-прикидывал — а стоит ли раньше времени язык распускать…. Раньше какого времени? Летнего солнцестояния?
— Так что, любезный, пойдет эта… Лесная войной на Орден?
— Как есть, пойдет, — ответил корчмарь, после недолгих колебаний, — как проснется Рогатый, так сразу и пойдет. Все говорят.
— И что думаешь — устоит Орден? — лениво спросил Румата, прихлебывая легкое вино.
— Ну, как ему устоять, благородный дон? — начал рассуждать корчмарь, — если герцогских-то гвардейцев и тех вмиг посекли. А у Ордена — что? Мужиков вроде меня научили на коне скакать, да пику держать. Оно, конечно, Орден большое войско выставить может, побольше, чем его высочество. Но ведь и Лесная людей наберет. И здешних, и кто разбоем промышлял, и охотников, и варваров — тамошние колдуны ей поклоняются, а их слово — закон.
— Арата Горбатый тоже много собирал, — заметил Румата, — но просто мужиков, даже против тех же мужиков, но обученных, не выставишь.
— Так-то оно так, — согласился корчмарь, — разбили орденцы Арату, почитай, всех его людишек положили. Но у него разве войско было? Толпа. А у Лесной-то войско настоящее. Не знаю, как это по-вашему зовется.
— Правильный строй, — подсказал Румата.
— Вот-вот, благородный дон. И строй правильный и оружие тоже не какое попало.
— А откуда, кстати, оружие?
— А оттуда, благородный дон. Лесная сперва все монастыри в предгорье до последней нитки ограбила. И потом — ей же все клады открыты. И все золотые жилы в горах. Ходи, да собирай. Ясное дело — если золота, как у дурачка соплей, так и оружие будет, и ландскнехты, и обоз, и сапоги справные, и бойцы сытые.
«Действительно, — подумал Румата, — ведь если у нее куча золота, то не будет у нее главной проблемы крестьянских войн, когда все мысли у горе-солдат, как наесться до сыта и где пограбить, а потом — как награбленное домой утащить. Вот и стекаются к ней люди. Сперва — мужички да разбойнички. Потом варвары и ландскнехты обнищавшие. Потом и безденежные доны потянутся — особенно те, у кого Орден последнее поотбирал, а самих в чисто поле выгнал. Этим вообще двойная выгода — и на войне разбогатеют, и, может статься, имения свои вернут».
