Свиридов сидел дома, смотрел по каналу НТВ-плюс футбол и периодически обнародовал монологи на тему «Как гнусно жить в стране, где даже в футбол играть не умеют». Отец Велимир развлекал друга историями из недавнего личного опыта, типа приведенной выше, но развеселить захандрившего приятеля удавалось далеко не всегда.
И вот однажды у отца Велимира лопнуло терпение. Накануне ему пришло некое письмо из Ульяновской области, и он, прочитав его, воскликнул, воздев указательный палец:
– О!
Наскоро побегал по церковным инстанциям и, выхлопотав отпуск для отдохновения от своей душеспасительной работы, явился к Свиридову.
Тот лежал на диване и смотрел по все тому же НТВ-плюс игру play-off на Кубок Стэнли, потому как все европейские футбольные чемпионаты уже закончились. Время от времени он приподнимал одну ногу и почесывал ею другую, а также вертел в руках пневматический пистолет, из которого то и дело стрелял в мух на потолке и в тараканов, совершающих марш-броски по обоям.
– Ну что, Обломов, – приветствовал его Фокин, – все благодушествуешь на боку?
Тот искоса посмотрел на него и метким выстрелом вмял в стену здоровенного таракана, вероятно, вышедшего на послеобеденный моцион.
– Что думаешь делать?
– Не знаю, – лениво ответил Влад. – А тебе-то чего?
– У меня есть к тебе предложение, так сказать, по выведению страны из кризиса. – Отец Велимир, пыхтя, извлек из-под одеяния то самое письмо, которое послужило толчком для оформления отпуска. – Слушай.
– А что это такое?
– Письмо, – односложно ответил Фокин и начал зачитывать текст. Впрочем, лучше привести это уникальное в своем роде послание в его первозданной орфографическо-пунктуационной девственности:
«Здорово Афоня. Опять почитай года два не кажешь своей окаяной барадатой хари в диревни. Кум Петро сварил бочку самогонки и вчира пажгли сарай. Приежай едрена кочерыжка наведай деда. Или тибя зделали ипископом? Семеныч лядащий чорт опять утонул. Отпоили два литра перевели пока очухался барбос. К алене приежал ее е..рь и халабудил. Я сказал что вот будет гостить мой внук он тебе козлу скажет почем нынче керосин в судный день. Так что жду а коли не приедишь дармоед прокляну.
Твой дед Фокин Константин Макарыч».
– Ну и что? – спросил Свиридов, совершенно индифферентно выслушавший этот опус.
– Как что? – воскликнул Афанасий. – Дед в гости зовет. Поехали со мной, развеемся! А то ты как молью засиженный.
– Поехали, – равнодушно сказал Свиридов. – Погоди… как ты сказал? Константин Макарыч?
