— Значит, заказ ушел в другие инстанции, — закончил за него Игорь.
Федотов покачал головой.
— Говорю же, умный! Даже жалко тебя.
Корсаков отвернулся.
— Мой тебе совет, делай отсюда ноги, парень, — прошептал Федотов. — Одного Вадика валить не будут. Ты же можешь ко мне с заявой на пропажу с места жительства прибежать. И готовой версией. А нафига оно им надо? Оно им не надо настолько, что ты пойдешь вторым номером.
Корсаков помолчал. Улыбнулся своим мыслям.
— Знаете, что сказал Столыпин после первого покушения?
— Это тот, что реформы делал? — уточнил Федотов.
— Ну да. Ему предложили поменьше появляться на публике. А он ответил, что, достигнув определенного статуса, позорно бегать от пули.
Федотов крякнул.
— У тебя-то какой статус, Игорек?!
— Я — художник, — тихо ответил Корсаков.
Допил пиво и встал.
— Пойду нести искусство в массы. Вы бы свистнули нарядам, чтобы не дергали. Мол, на капитана Немчинова человек работает.
Федотов снизу вверх посмотрел ему в набухшее синяками лицо.
— Ну ты, блин, и артист!
От удивления он даже, вопреки установившейся традиции, не протянул Корсакову руки.
— Да, Сергей Семенович, забыл спросить. — Корсаков сделал шаг и оглянулся. — А к чему кандалы снятся?
Участковый посмотрел на него глазами битого-перебитого дворового пса и криво улыбнулся.
— К ним, родимым, Игорек, и снятся.
Корсаков занял свое законное место на «уголке художников» у витрин ресторана «Прага».
Сделал всем ручкой, мимикой извинился перед своими ребятами за непрезентабельный вид. Но побитой мордой тут мало кого можно было шокировать. Разложил этюдник, кресло для себя и стульчик для клиентов, пристроил на подставках пару портретов известных личностей, для рекламы своих способностей портретиста.
Уселся поудобнее, вытянув ноги. Надвинул многострадальный «стетсон» на глаза, чтобы не отпугивать клиентуру. Закурил.
Шел самый «чесовый» час. Пятница, семь вечера. Небо медленно угасало, словно там, на облаках, кто-то подкручивал реостат, но было еще достаточно светло и, главное, после вчерашнего дождя, в город опять вернулось лето, жаркое и душное. Народ по Арбату валил валом.
В нарядной толпе, прущей, как на первомайскую демонстрацию, выделялись элегантно раздетые девчонки. Другого определения подобрать к их виду было невозможно.
Корсаков провожал каждую оценивающим взглядом. На его вкус, многим девочкам не мешало бы откачать пару кило жирка с талии и бедер. Но попадались совершенно сногшибательные экземпляры. Им нагота шла, как африканским народам. Была естественным и единственным украшением грациозных тел.
