— О бумагах не упоминать. Не было их. Ты понял меня, казак?
Хорунжий пошевелил кустистыми бровями и кивнул.
Мандрыка обратился к Корсакову:
— И ты, друг мой, никаких бумаг не видел.
— Как прикажете, Николай Яковлевич. Но до того, как я окончательно про них забуду, позвольте поинтересоваться…
— Алеша, просто забудь! Выбрось из головы. Иначе, на плечах ты ее не удержишь. — Он понизил голос. — Но кому следует, поверь мне, никогда не забудут об оказанной тобой услуге. Вот тому зарок.
Мандрыка протянул руку Корсакову.
Хорунжий заметил некоторую странность в жесте полковника: в ладонь Корсакова тот вложил свою, зачем-то согнув безымянный палец. Но раненый, не обратив на эту странность внимания, слабо пожал протянутую руку командира.
Час спустя ординарец полковника покинул расположение полка, увозя в ташке пакет, с приказом доставить его князю Николаю Ивановичу Новикову в собственные руки.
Никто не знал, что полковник Лейб-гвардии гусарского полка в военное время отрядил ординарца ради письма сугубо статскому человеку, к тому же пребывающем под присмотром властей по подозрению в вольнодумстве и тайном заговоре. Как никто из «братьев» малых степеней посвящения никогда не узнал, что содержалось в пакете, адресованном главе русского масонства князю Новикову. И уж точно не ведал корнет Корсаков, забывшийся тяжелым сном в полковом лазарете, что отныне и навсегда над ним и потомками его простер свои крылья Орденский орел.
И два века без четырнадцати лет текли реки крови, тщась смыть предначертанное в черном кабинете дома князя Козловского. Пока не пришел в мир Совершенный, чтобы сломать печать…
Москва, лето 1998 года
— «Обиталище мысли, раскрепощенной возникающим на холсте безумием, способно в случае кризиса вывести мечты на уровень невменяемости…». М-да, круто!
Игорь Корсаков зевнул и поднял глаза к потолку. Потолок студии был стеклянный, и сквозь стекло на Игоря смотрели июньские звезды.
Корсаков перелистнул глянцевую страницу журнала и стал читать дальше.
— «Эстетика больного ума умерла, выхолощенная ремесленниками от искусства. Авангард выродился, концептуализм в кризисе, — говорит известный художник Леонид Примак». Ты зачем мне эту мутотень подсунул? — спросил Корсаков, роняя журнал на пол. — Мы водку пьем, или выводим мечты, блин, на уровень невменяемости?
Леонид Примак явно обиделся.
— Думал, ты за меня порадуешься. Знаешь, сколько срубили с меня за разворот? Да ты посмотри, что за публика в этом журнале. Сливки российского общества!
