– Граппа? – морщась, спросила Маргарита.
– Она самая, – Китаец отвинтил крышку, достал из бардачка маленький стаканчик и плеснул в него виноградного самогона, – выпейте.
– Не хочу я пить эту дрянь, – отвернулась Маргарита.
– Представь себе, что ты – маленькая девочка, я – добрый доктр Айболит, а граппа – спасительная микстура, позволяющая поддерживать настроение в норме. Давай, пей.
«Надо бы еще отдельно обговаривать с клиентом условия, на которых я буду утешать их в тяжелые минуты», – иронично подумал Китаец.
– Вам нужно было идти не в сыщики, а в психотерапевты. – С этими словами Маргарита осушила стаканчик и зажмурилась.
– Вы еще не знаете, какой я сыщик, – продолжал шутить Танин, – и кроме всего прочего, мое ремесло дает мне возможность совмещать несколько профессий. А насчет психотерапевта… Мы будем его иметь в лице доктора Бурлакова. Не забывай, что ты – ревнивая жена, а я – твой терпеливый, заботливый и преуспевающий муж, впрочем, о моих качествах ты можешь и не догадываться…
Бурлаков имел довольно простонародную физиономию, которой особую живость придавали хитрые маленькие глазки, шнырявшие туда-сюда, и оплетенный красными прожилками крупный нос. Казалось, нос жил своей собственной жизнью. Он с шумом втягивал воздух и выдыхал его, раздувался и без конца морщился, словно в пещерах его гигантских ноздрей, откуда воинственно торчали кустики волос, свила гнездо перманентная простуда. Семен Семенович быстро и как-то виновато потирал свой впечатляющий шнобель, который ввиду этого массажа краснел и, похоже, еще больше раздражался. Лукавое выражение его глаз дополнял растянутый в двусмысленной улыбке рот. Верхнюю губу прикрывали пышные усы с проседью. Обширные залысины и наполовину седые волосы превратили голову Бурлакова в архипелаг пегой растительности. Руки Семена Семеновича не уступали в живости его гигантскому носу. Он беспрестанно теребил рукава халата, папки, бумаги, в общем, все, что попадало в эпицентр его суетливых движений.
Китаец вежливо осведомился в регистратуре, у себя ли мэтр психоаналитической науки и, получив утвердительный ответ, сопроводил свою «невменяемую» жену в кабинет. Семен Семенович вначале было возмутился тем, что Китаец не удосужился записаться к нему на прием. Китаец нагло заметил, что мэтр все равно скучает, а тут такой сложный и интересный случай. Приблизив рот к уху Семена Семеновича, Китаец доверительно и взволнованно сообщил, что в долгу не останется. Это заверение сыграло роль волшебной палочки. Шаловливые глазенки его сразу потеплели, руки с еще большей живостью затеребили лежащие на столе бумаги, нос заплясал жигу. Китайцу показалось, что все, что осталось совестливого в Семене Семеновиче, заключено в его руках, в их хаотически виноватых движениях. Хотя Танин не исключал, что заблуждается относительно Бурлакова. Возможно, что тот уже в юности заключил сделку с чертом, которую последний предложил Фаусту, когда тот уже был не мальчиком, но мужем. В этом и состояла порочная сила акселерации Бурлакова.
